Солнечная богиня

Тронина Татьяна Михайловна

Деревянные вощеные половицы скрипели у него под ногами, когда он ходил из угла в угол.

Белые занавески трепетали у распахнутых окон, и было слышно, как отец на втором этаже диктует что-то Кристине.

– …искусство в наши дни уже не принадлежит народу, – доступ к нему есть лишь у кучки избранных, так называемой интеллектуальной элиты… – раздавался скрипучий голос отца.

Павел захлопнул окна с той стороны веранды, над которыми был кабинет отца, и подергал ручку у буфета. «Ах да, ключи у Муры…» – вспомнил он. Но искать домработницу ему совсем не хотелось,

и Павел с помощью какой-то шпильки, лежавшей тут же, на широком дубовом столе, открыл дверцу у буфета. Сразу же наткнулся на прозрачную, золотисто-янтарного цвета жидкость в хрустальном графине. Открыл крышку, понюхал… Коньяк.

Налил рюмку, залпом опрокинул в себя.

«Сопьюсь. Стану алкоголиком. Пусть знает, что это все из-за нее!»

Он налил еще рюмку. Потом еще, словно пытался потушить огонь внутри себя…

Дезире была идеальной женщиной. Дезире он нежно любил, потому что она была воплощенной гармонией, естественной и простой, как природа.

А вот к Оле Журавлевой он испытывал иные чувства. Ее он тоже любил, но вместе с тем и ненавидел, потому что она иногда его раздражала, раздражала до исступления. В ней было много хорошего, но было и такое, что он напрочь отвергал… Ангел и демон в одном флаконе. Обычная женщина, одним словом… Она была солнцем, которое светило не для него.

– Так-так… – в дверь неожиданно заглянула Лера. – Кто это у нас тут? И что мы тут делаем?

– Мы тут напиваемся в одиночку, – ответил Павел откровенно. – Не хочешь присоединиться? Создать компанию бывшему мужу, так сказать…

– Вроде бы до вечера еще далеко? – пожала она плечами. – Ну да ладно… Наливай, – она достала еще одну рюмку из буфета.

Павел плеснул ей коньяка.

Когда-то он тоже любил эту женщину и она тоже казалась ему идеальной. Пока не понял – уж это солнце светит точно не для него…

– Ты как будто не в духе, Паша?.. – Лера выпила коньяк и вставила сигарету в мундштук. Он схватил со стола спички и помог ей прикурить. – Мерси… Что-то случилось?

– Случилось, – признался он.

– Шерше ля фам? – улыбнулась она.

– Вот именно.

Давным-давно они не беседовали друг с другом вот так – легко и свободно, а сейчас неожиданно разговорились. Лера выпустила колечко дыма, села рядом, прямо на стол – высокая, тонкая, смуглая, с колечками золотых волос на полуголых плечах – полупрозрачное желтое платье очень шло ей.

– Интересно, кто… Кристина? Нет, Кристина по уши влюблена в Ваню, она никому авансы не станет раздавать просто так – типичный синий чулок. Мура? – Лера искренне засмеялась, представив Муру рядом с Павлом. – Невозможно… Стефания? Стефания в городе, да и траур у нее. Эмма Петровна? – Лера снова засмеялась. – Больше женщин тут нет.

– Разве?

– А, Оленька! – Лера глубоко затянулась сигаретой. – Ну, этот вариант я отметаю сразу же – Оленька у нас невеста. Невиннейшее существо, доктор Швейцер в женском обличье… – Лера нахмурилась. – Хотя, ты знаешь, Паша, про нее какие-то странные слухи ходят, как будто она накануне свадьбы сбежала к своему бывшему любовнику, прошлой весной. Потом, правда,

одумалась и снова вернулась к Викентию…

– Это не она… – сказал Павел и отвернулся. – Хватит гадать, все равно ты ее не знаешь.

– А, значит, твоя «ля фам» не из местных!

Павел снова налил коньяк в рюмки.

– За искусство, – он поднял палец вверх, указывая на кабинет отца.

– Мило, мило… против искусства я ничего не имею. Кстати, тебя этот тост тоже касается, ты ведь в некотором роде у нас тоже творец?

– Я ремесленник, – поправил он.

– Ай, брось! Я тут недавно один журнал читала, так там говорилось, что кузнечное дело переживает свое второе рождение. Оно сейчас дико популярно! Обеспеченным людям, которые живут в своих домиках за городом, требуются всякие штучки из металла – светильники, лавки, решетки на окнах и все такое прочее…

– Точно! – сразу же оживился Павел. – Я тут, представляешь, одному мужику даже кованую беседку делал, чтобы она, значит, в саду стояла, такая оригинальная…

– Действительно, оригинально.

– Нет, ты права, тут много всего надо знать, помимо ковки – и рисование, и резьбу, и инкрустацию по металлу, и гравировку… и даже скульптуру! – Павел неожиданно споткнулся и замолк, глядя Лере в глаза.

– Говори, говори…

– Нет, это уж слишком узкоспециально, – моментально остыл он. – Лучше расскажи, как ты сейчас живешь.

– А разве ты не видишь? – Она затушила окурок в пепельнице и достала новую сигарету.

– Слов нет, ты куришь очень красиво, даже лучше, чем в кино, но это тебя убьет! – с жалостью сказал он. – Ведь буквально одну от другой прикуриваешь…

– Все мы умрем рано или поздно, – равнодушно пожала плечами Лера.

– Но зачем приближать этот момент?..

– А зачем оттягивать? – сузила она глаза.

– Ваня – хороший человек, – неожиданно брякнул Павел. Тепло от коньяка разливалось по всему телу.

– Это ты к чему? Кстати, давно хотела поблагодарить тебя за то, что ты так и не рассказал ему всей правды про меня. Я поступила скверно, сознаюсь, теперь тебя чуть ли не за чудовище считают…

– Это ерунда. Хорошая репутация мне уже все равно не поможет! – отмахнулся он, думая об Оле Журавлевой. – Послушай… ты ведь когда-то изучала французский язык, да?

– Давно. В школе. Я почти ничего не помню, ну, кроме «шерше ля фам», конечно, – благосклонно произнесла она. – А почему ты спрашиваешь?

– Есть одно слово… и мне его надо перевести на русский.

– Что за слово?

– Дезире, – медленно, внятно произнес Павел.

– Дезире… – Лера, задумавшись, свела брови. – Дезире, дезире… А, помню, это «желание»!

– Как? – переспросил Павел, от волнения даже расплескав очередную рюмку.

– Желание, – повторила Лера. Она встала и оглянулась на прощание. – Ладно, ты не напивайся тут в одиночку!

– Дезире… – пробормотал Павел, оставшись один и разглядывая на свет хрустальный графин, уже наполовину пустой. – Желание… Забавно, ничего не скажешь!.. И кого она желает? Только не меня, это точно!.. Дезире. Фу-ты ну-ты…