Солнечная Рей
Шрифт:
Он приподнялся, нависая надо мной. От такого положения его чёрная футболка с длинными рукавами натянулась на груди.
— Полагаю, я должен либо согласиться, либо не согласиться с этим, — Он опустил голову и моё сердце остановилось.
Он собирался поцеловать меня.
На этот раз это действительно произойдет.
Пораженная, я закрыла глаза, и почувствовала лёгкое прикосновение. Сердце начало бешено биться, но открыв глаза, я поняла, что чувствовала его пальцы.
Без лишних слов он слез с кровати и выскользнул за дверь, оставив меня в одиночестве разбираться с путаницей в
***
Несколько часов спустя я сидела в гостиной с Теей и Кейдом. Мне ещё предстояло встретиться с их отцом, а мать была на кухне, делая ужин — готовя блюда для завтрашнего ужина в День Благодарения.
Я предлагала помочь, но она настояла, чтобы мы трое отдохнули. Мне становилось не по себе, когда я наблюдала, как она суетилась на кухне в одиночестве, бормоча себе под нос о том и о сём.
Кейд включил телевизор и начал листать каналы. Он ни на что не обращал внимания, и у меня возникло такое чувство, что он хотел заполнить гробовую тишину шумом, о чём говорили его беспокойные пальцы.
Я продолжала пялиться на большую семейную фотографию в рамке, висящую над камином.
Мама. Папа. Трое детей.
Трое.
Но я знаю только двух.
Кейд сел рядом со мной на диван, оставляя между нами немного пространства. Тея сидела в кожаном кресле с подогнутыми ногами, обнимая их рукой и листая журнал.
— Кейд? — спросила я спокойным голосом.
— Да, — он не смотрел на меня.
Сегодня я увидела совершенно новую сторону Кейда — ту, где он отдалённый и несчастный, за исключением того момента, когда он ранее вошёл в мою комнату. Мне не нравилось видеть его таким, но это давало мне полное представление о том, какой он со мной. Это заставляло меня задаться вопросом, почему он беспокоился обо мне.
— Эта фотография...
— Что с ней? — заворчал он, хмуря брови.
У меня появилось желание пустить это на самотек, потому что он явно не хотел говорить об этом, но что-то вынудило меня продолжить.
— Кто этот маленький мальчик? — спросила я, готовясь к его реакции. Я помнила, насколько ненавидела, когда люди совали свой нос в мои дела, поэтому была готова к тому, что он скажет мне отъеб*****. И я не разозлюсь, если он так сделает. Я пойму.
Он закрыл глаза, и на его лице отразилась боль.
— Идем со мной, — он посмотрел на меня, и от печали в его глазах у меня в горле образовался ком.
Он взял меня за руку и потащил наверх, по коридору, в свою комнату.
Я воспользовалась моментом и осмотрела его стиль — пытаясь узнать Кейда немного больше.
Стены были окрашены в зелёный цвет, а мебель тёмно-вишневого цвета. Книжные шкафы располагались вдоль одной стены, и на полочках действительно стояли книги, наряду со странными наградами, стоящими тут и там. На столе лежал макбук. Здесь было пусто. Мало вещей. Будто Кейд убрал большую часть своих вещей — по крайней мере, те, которые смог легко взять в колледж.
— Рано или поздно, я должен был рассказать тебе о Гейбе, но... мне не нравится об этом говорить, — он сел на край своей кровати, проводя ладонями по джинсам.
— Прости, ты не должен рассказывать мне, — я начала выходить из комнаты, но когда взялась за ручку закрытой двери, он
— Нет, ты заслуживаешь знать. Вот почему моя мама такая... ну, ты знаешь, и почему мой отец козёл. Садись, — он кивнул головой в сторону кресла в углу. — Устраивайся поудобнее.
От моего внимания не ускользнуло то, что он создавал пространство между нами.
Он провёл пальцами по волосам, из-за чего они стали торчать в разные стороны.
Он посмотрел на потолок и выдохнул.
— Мы были в отпуске, и Тея захотела, чтобы мы все пошли на конную прогулку. Мне было пятнадцать, Тее — одиннадцать, а Гейбу — восемь. Мои родители организовали для нас, чтобы все мы впятером отправились на эту прогулку. Мой папа и я шли впереди, вместе с сопровождающим, а остальные позади. Гейб нервничал, потому что ему не очень нравилось это, но мама продолжала уговаривать его идти вперёд. — Кейд замолк и стиснул челюсть. — Лошадь испугалась, встала на дыбы, и Гейб упал. — Я в шоке наблюдала за тем, как по щеке Кейда покатились слёзы, теряясь в щетине. — Когда он приземлился, то сломал шею и проломил голову о камень. Его мгновенно парализовало, а затем он истёк кровью, — он тяжело сглотнул. — Он просто... умер.
Кейд отвернулся и стал смотреть в окно. Его плечи опустились, словно груз его воспоминаний был слишком тяжелым, чтобы его держать.
— После этого всё изменилось, — прошептал он, его голос был хриплым от едва сдерживаемых слёз.
Мои глаза закрылись, и тело начало дрожать. Как часто я говорила то же самое?
Я знала всё о том, как один момент может преследовать тебя всю оставшуюся жизнь. Как оно поглощает тебя и каждый аспект твоей жизни.
Кейд не обратил внимания, когда я соскользнула со стула, подошла и села рядом с ним. Я положила дрожащую руку ему на предплечье и почувствовала, как напряглись его тугие мышцы. На этот раз я была больше обеспокоена чужой болью, чем своей собственной.
Он медленно перевёл взгляд с окна на меня. Пряди волос спали вперёд, скрывая его глаза. Как будто моя вторая натура проявила себя, я протянула руку и убрала волосы в сторону, однако оставила пальцы там, запутавшись в них.
— Я знаю, каково тебе, — прошептала я, признание легко слетело с моих губ.
— Ты? — он спросил не резко, в отличие от других. Его голос был мягким и любопытным.
— Да, — я кивнула, моё тело задрожало при выдохе.
— Расскажи мне, — умолял он. Его голос понизился, а рука нашла мою.
— Я... Я не знаю, смогу ли, — я закрыла глаза от натиска воспоминаний. Визг шин. Кровь. Всё это было так ужасно.
— Пожалуйста, Рей, — он протянул руку, обхватывая мою шею. Моё дыхание заколебалось от его прикосновений. Я не должна была чувствовать себя так хорошо, когда он трогал меня. Это должно быть неправильно, но это так бесспорно правильно. — Скажи мне, — его губы касались моего подбородка. — Впусти меня. Ты можешь довериться мне.
Я отстранилась от его прикосновения, потому что оно обжигало. Я начала беспокойно мерить шагами комнату и заламывать руки. Могла ли я сделать это? Могла ли действительно сказать ему правду? Мой желудок сжимался от мысли об этом. Мне страшно, что правда может сделать с нами — как будто «мы» на самом деле существуем.