Солнечное затмение

Попов Андрей Викторович

Теперь хватит поэзии, перейдем к прозе. Ашер захвачен. И захвачен самым, мягко сказать, недипломатическим образом. От коренного населения города если и осталась третья часть, то и та была запугана и не способна ни к какому сопротивлению. Зацелованный английский флаг теперь развивался над дворцом городской думы. Флотилия англичан вернулась к себе на родину. Никто толком не знал почему, но все догадывались, что за подкреплением. Оба миража хорошо понимали, что все это начало полномасштабной войны.

Король Эдвур первейшим своим указом разослал в разные уголки Франзарии эдикт о наборе рекрутов. Действующая франзарская армия немедленно выступила к городу и взяла его в блокаду. Флот, находящийся

вечно там где не надо, покинул свои позиции и замкнул эту блокаду с моря. Что касается переговоров с Флюдвигом, канцлером Тевтонии, то здесь все отлично. Шута бы следовало наградить самым настоящим нешутовским орденом. Флюдвиг не только продал стенобитные машины по сравнительно недорогой цене, но и заверил Эдвура, что Тевтония, в случае необходимости, окажет ему военную помощь. Это при всем том, что их миражи нередко враждовали друг с другом. Но теперь (чем не повод для примирения?) у них появился общий враг -- Англия.

Эдвур отдал строгий приказ: держать город в кольце, но не более того. Никаких самовольных акций. Оунтис Айлэр никогда не обсуждал приказы короля, и за это был молодцом: пять орденов и несчетное количество медалей. А вот герцог Оранский даже и не пытался скрывать свою нервозность. Он не слезал со своего вороного коня, непрерывно глядел сквозь слои темноты на мертвые, молчащие стены и мыслил вслух: "штурм... когда же, наконец, штурм?".

Первое время англичане отвечали молчанием на молчание. Город издали казался огромным вражеским мозгом, в котором завелись невесть какие мысли... Не проходило и цикла, чтобы герцог не вспомнил о Дианелле, своей единственной дочери. Последнее, что она ему сказала перед прощанием: "папа, когда маэстро Рудвиг научит меня хорошо петь и играть на клавесине, вы с мамой будете слушать мои песни?". Оранский жалил шпорами коня и тихо скулил в сгустившуюся темноту. Ветер, дующий с моря, трепал пламя костра словно огненно-рыжие волосы некого существа, по плечи закопанного в землю. Кстати, тогда, погруженный в свои проблемы, он ответил: "отстань, малышка, мне не до тебя!". Это был последний их разговор, и герцогу даже в кошмаре не могло привидеться, что он может оказаться последним в их жизни...

Всюду, где располагались части франзарской армии горели костры, костры и еще раз костры... Ибо в черной вселенной искусственный огонь был единственным источником света, равно как и единственным признаком наличия в ней некого разума.

А англичане вдруг начали действовать...

* * *

Альтинор хлопнул дверью своего дома, который он недавно купил в одном из кварталов великого Нанта. Подоспевший Робер, слегка заспанный, как обычно, и слегка испуганный, принялся расстегивать плащ своего господина.

– - Сьир герцог, вы так долго были заняты важными государственными делами, что ваш попугай от скуки перестал сквернословить и стал громко читать молитвы.

Шутки Робера всегда были неудачны и вызывали на лице Альтинора лишь сардоническую ухмылку. Горацций важно восседал на жердочке, выставив свой единственный зрячий глаз в сторону потолка. Там запутавшаяся в паутине муха отчаянно жужжала и пыталась вырваться из плена. На появление хозяина Горацций не обратил ни малейшего внимания. Он почесал клювом перья, расфуфырил хохолок, что-то пробурчал и вновь уставился на муху-великомученицу. При этом шея его была неестественно вывернута, а ненужный, давно ослепший глаз мертвым взором водил по пустоте.

– - Друг мой Горацций!
– - старший советник распростер руки для объятия с любимой птицей, но попугай

фыркнул и клюнул его в ладонь.
– - Ах да, совсем забыл!
– - герцог вытащил из кармана горсточку каких-то зерен и услужливо протянул их к пернатой голове.

Горацций опять вывернул шею, чтобы проверить рабочим глазом, достойны ли эти зерна его нежного чувственного желудка. Оказались достойны. И он принялся их неспеша клевать. А Даур Альтинор, словно лакей, вынужден был все это время стоять с протянутой рукой. Последние несколько зерен все же просыпались на пол -- прямо из клюва. Попугай гневно посмотрел на герцога и закричал:

– - Люби твою мать!! Какой кош-шмар-р! Кош-шмар-р-р!

Герцог ласково погладил птицу по макушке.

– - Ну-ка, Горацций. Изреки еще что-нибудь.

Горацций не заставил себя долго упрашивать. Он потоптался на своей жердочке и громко произнес:

– - Вокр-руг одни придур-р-рки! Придур-р-рки!

Когда попугай голосил, его шея была вытянута, голова постоянно кивала в ритм вылетающим словам, а полураскрытые крылья парили в пространстве. Если отключить звук и посмотреть на него со стороны, то возникнет обманчивое ощущение, будто птичка мило поет о чем-то неземном, возвышенном и слезном...

– - Придур-р-рки!

Робер подхалимно заметил:

– - Господин, ваша птица -- выдающийся философ.

– - Кстати, Робер, у меня к тебе разговор.

– - Весь во внимании, сьир герцог.

Альтинор расположился в кресле и кивком дал понять слуге, чтобы он тоже присел.

– - Только о нашем разговоре никому!

Робер прикрыл свои пухлые потрескавшиеся губы ладонью. Он всегда глядел на Альтинора тем же взором, каким смотрит преданная собака, виляющая хвостом и каждый миг пытающаяся угадать, что у хозяина на уме. Робер даже копировал его походку, жесты, некоторые крылатые выражения, чтобы во всем уподобиться своему господину. Бывало, придет в их дом какой-нибудь незнакомец, и первое время Робер, не зная, как с ним разговаривать, в замешательстве поглядывает на Альтинора. Если герцог беседует с гостем ласково, то и слуга извивается перед ним как лиана. Если же герцог надменен и строг, то Робер еще пуще хозяина начинает кричать на пришедшего и сверкать своими красными от хронической болезни глазами. Он был предан Альтинору в той же степени, как смерть предана избранному ей покойнику...

– - Ты знаешь, что англичане захватили Ашер?

Робер всплеснул руками.

– - Ох, горе-то какое, сьир герцог! Какое горе!

Старший советник нахмурил брови. Слуга мигом изменился в лице.

– - Ой, радость-то какая, сьир! Какая радость!

Альтинор потер ладонью свою небритую щетину. Его взгляд выражал глубокую озабоченность. А Робер подумал, что господин попросту желает обрести надлежащий вид. Он уже готов был отправиться за служанкой, но вспотевшая рука легла ему на плечо.

– - Стой... Я еще не все сказал. Там, в городе, находится Дианелла, племянница короля. Понимаешь?

Понимать-то Робер понимал, но вот сообразить никак не мог. Его физиономия приняла типичное именно для него выражение: рот слегка приоткрылся, глаза прищурились. Робер ошибочно полагал, что именно такое изваяние лица со стороны выглядит глубокомысленным. Он смотрел на хозяина, словно на божество, ожидая дальнейших слов. И Альтинор был уверен, что если попросить сейчас его убить самого короля, он бы без колебаний исполнил это. Скажи, чтобы он плюнул на Священный Манускрипт и проклял Непознаваемого, -- тотчас сожжет святыню, а проклятия будет читать, стоя на коленях, с усердием большим, чем молитвы. Заставь его, к примеру, пустить себе пулю в лоб -- усмехнется и скажет: "сьир, вы просите о такой мелочи...".