Солнечное затмение

Попов Андрей Викторович

Толпа собравшихся зевак вновь забурлила страстями. Ей, этой толпе, надлежало исполнить свою роль в кровавой репризе. И, по никем не написанному сценарию, ей отводились лишь две реплики. Но повторять их она могли сколько угодно.

– - Смерть еретикам!

– - Смерть солнцепоклонникам!

Первой к столбу привязали Альниду. На ее нежное девичье личико повязали маску страшилища. Маска скалила зубы, была с неестественно выпученными глазами, в которых отсутствовали зрачки. Оказавшись на лице жертвы, да еще вращаясь по сторонам, она словно ожила. Красивая женщина перед казнью вмиг обернулась чудовищем. И это

совершенно лишило толпу даже остатков сострадания к ней.

Король вяло поднял руку в знак того, что пора начинать. Стоящий рядом с ним шут стал на редкость серьезным. Ни ляпнул ни единой глупости и даже не стукнул оземь своей знаменитой палкой, которую он упорно именовал "скипетром". Каир и Дьессар низко опустили головы.

Глупый огонь, сам не соображая что делает, стал жадно поедать сухой хворост. Его многочисленные красные хвосты бились о железный столб, окутывали его, пытались завязать на нем множество узлов. И при этом становились все больше, больше, больше... Потом они осторожно коснулись ног, словно лизнули их снизу. И тогда возник первый крик. Толпа, возбуждаясь все более, скандировала свой приговор:

– - Смерть еретикам!

– - Смерть!

– - Смерть!!

– - Смерть!!!

Будто пели все хором, и сольную партию в кровавой арии исполняла сама жертва. Она стонала, отчаянно кричала, билась в плену крепких веревок. Страшная маска металась, обращая свой мертвый взор направо и налево. И лишь чуть выше зияла дощечка с надписью и с собственным взглядом на происходящее: "ЗДЕСЬ СЖИГАЮТ НЕ ЧЕЛОВЕКА, ЗДЕСЬ СЖИГАЮТ ДЕМОНА".

Ноги Альниды покрылись волдырями, пальцы обуглились. Черная простыня подхватила пламя и окутала им все туловище. Женщина принялась содрогаться в пароксизмах неимоверной боли. Ее крик стал похожим на вой умирающего зверя: нечеловеческим, диким, страшным. Равнодушное небо и равнодушная земля двумя черными безднами объяли мечущийся огонь. Чудовищный жар внутри и лютый холод снаружи. Дьессар вдруг поднял голову и, глуша своим голосом все вокруг, закричал:

– - Терпи, сестра!! Не ты горишь, но мир этих тварей сгорает в глазах твоих!!

Пьер стоял дальше всех от места казни. В его глазах костер выглядел лишь маленьким огоньком, вопли -- слабыми отголосками. А сама смерть казалась как нарисованная кем-то книжная картинка. Но даже этой малости было достаточно для его ранимой психики. Он постоянно зажмуривал глаза и шептал:

– - Нельзя... нельзя так издеваться над людьми. Кем бы они не были.

Король Эдвур смотрел на умирающую жертву с чувством холодного удовлетворения. Он сказал -- и свершилось. Он повелел -- и его желание исполнилось. Такое чувство могли испытывать лишь древние боги, если они вообще когда-то существовали. Жоанна стояла рядом, уткнув лицо ему в плечо. Она уже тысячу раз пожалела, что не осталась во дворце. Епископ Нельтон плакал. Ветер небрежно трепал его седые волосы, а он лишь бормотал себе под нос:

– - Я сделал все, что смог для этих несчастных...

Инквизитор Жоэрс стоял в нелепой позе откормленного поросенка, поглаживал одну перчатку о другую, любуясь их белизной. Его заплывшее жиром лицо если и выражало какие-то эмоции, то под этим самым жиром их было совсем не разобрать. Шут наш что-то был невесел, что-то голову повесил... Колпак Фиоклита съехал чуть ли не на переносицу и напоминал теперь огромный

рог. Коадъютор Ламинье честно признался себе, что ему жаль женщину, но он с нетерпением ждал, когда очередь дойдет до Дьессара.

И тут свершилось нечто необычное. Маска вдруг слетела с лица Альниды, и сквозь языки неистовствующего пламени вновь показалось ее юное красивое лицо. Оно было украшено слезами более обильно, чем платье короля -- алмазами. Альнида вдруг перестала орать. Но перед самой своей смертью громко и отчетливо произнесла:

– - Солнце!! Я вижу солнце!!

И умерла с улыбкой на устах...

Толпа, состоящая, по-видимому, из одних придурков, повскидывала головы вверх. Даже сам король так задрал нос, что с него чуть не свалилась любимая игрушка его кота. Корона.

Ничего, кроме вселенской тьмы да редких небесных костров, там, разумеется, никто не увидел. Жоэрс почесал свое брюхо, ухмыльнулся и произнес:

– - Шутка для дураков.

Альнида была уже без дыхания. Ее голова повисла, а тело, объятое пламенем, наконец-то успокоилось.

– - Следующим будет еретик по имени Каир!
– - громко приказал король. Он посмотрел Дьессару в глаза, надеясь отыскать в них хоть толику страха, но вновь укололся его надменным острым взором.

Даур Альтинор, находящийся позади королевской свиты, что-то стал позевывать. Кастилита постоянно теребила его за руку и просила:

– - Папа, разреши мне уйти в замок. Я не могу на это глядеть.

– - Я сказал: гляди!
– - старший советник говорил это не столь в педагогических целях, сколько для демонстрации пред дочерью своего настырного характера.

Кастилита очередной раз вздохнула и отвернулась. И тут она мгновенно потеряла всякий интерес к казни, а заодно и к замку, куда рвалась.

Причина проста: она увидела стоящего в отдалении Пьера.

"Ага, попался!", – - подумала девушка.
– - "Попался, который совсем не кусался!".

– - Папа, ну разреши мне хоть немного пройтись по улице!

Альтинор ничего не ответил. Его мозг вдруг наспех принялся что-то соображать. И соображать очень-очень важное. К нему пришла одна довольно любопытная идея. Он даже сам удивлялся: откуда в его голове берется такое количество идей? Ветром надувает, что ли? Его губы принялись шептать: "сказать королю?.. или не стоит?..". Как старший советник, для утверждения собственной репутации Альтинор не упускал ни единой возможности доказать государю свою преданность. Нет, ни в коей мере не из тщеславия, и уж тем более не из чувства долга. Здесь типичный расчет типичного интригана: нужно было как можно более войти к нему в доверие, и это поможет глобальным политическим переменам, которые...

– - Папа, ну можно мне пройтись?

Герцог снова промолчал. Он начал пощипывать пальцами свое лицо, сам не сознавая, что нервничает. "Сказать?.. или не надо?.. И к каким последствиям это приведет?". Времени на благочестивые размышления почти не оставалось. Приближалась агония Каира. А потом Дьессар...

Театрализованное шоу смерти окончательно надоело Пьеру. Никаких чувств, кроме лишнего разочарования, его праведная душа здесь получить была не в состоянии. И он решил вернуться во дворец.