Солнечное затмение
Шрифт:
– - Тише, господа!
– - этот возглас уже принадлежал Карлу. Толстяк замер. Причем, в любопытной позе. Его правая рука с торчащим указательным пальцем была поднята к небу, а левая, сжимающая палицу, в неприличном жесте болталась между ног.
– - Слышите?!
Наступила тишина такая же прозрачная, как и заколдованные деревья вокруг. Лишь капли падающей с неба крови создавали некий иллюзорный шум. И вот тогда-то послышался этот голос, от которого шли мурашки по всему телу: пока еще далекий и пока еще не столь устрашающий:
– - ... Я СОЗДАЛ МИР ИЗ СТЕКЛА, А НЕБЕСНЫЕ КОСТРЫ -- ИЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРОВИ! ИСТИННЫ МОИ ПРОРОЧЕСТВА,
– - Если мы не успеем спрятаться, нам всем конец!
– - Минесс раздраженно выбросил тот жалкий осколок, что до сих пор сжимала его вспотевшая ладонь.
– - Срочно уходим с дороги! В лес! Все в лес! И костер затушите!.. Ведьма, тебя это тоже касается!
Они долго и безостановочно бежали между стеклянных деревьев. Бежали так, словно за ними гнался Ужас в демоническом облике. Ольга, уже вжившаяся в роль ведьмы, чуть отставала, но животный страх, присущий в любом мыслящем существе, вселился в онемевший рассудок и придавал сил ее телу.
– - ...НИ ОДНО ИЗ ПРОРОЧЕСТВ НЕ ОСТАНЕТСЯ НЕИСПОЛНЕННЫМ!
– - эхо смертоносного голоса блуждало где-то по степи. И чем дальше становился его источник, тем легче было дышать.
Ольга первая свалилась наземь. Ее сердце готово было вырваться наружу, чтобы отдышаться. Руки и ноги стали тяжелее раз в десять. Будто сверху свалилось небо и придавило ее тело к земле. Мужчины оказались лишь немногим более выносливы. Следующим в беспамятстве упал в перину мягкой травы толстячок Карл. Его знаменитая палица откатилась далеко в сторону. Князь рауссов, как и лейтенант, словно сговорившись, словно боясь потерять друг друга, свалились вместе, чуть ли не в обнимку. Они уткнулись лицом в сырую, чуждую им обоим землю, закрылись стеблями травы, и оба молили Непознаваемого об одном: "не дай погибнуть такой глупой смертью!".
Им всем повезло.
Непредсказуемая, лукавая в своей натуре фортуна, неизвестно по какой причине, не обратила на них своего гневного взгляда. Бог Циклона прошел мимо. И его гибельные для всякой твари Пророчества, словно звуковой шлейф, отгромыхапли где-то вдалеке и канули в бездну мрака.
Им всем сказочно повезло. Они даже не представляли, какие они счастливцы по сравнению с тысячами обреченных, которые не смогли вовремя укрыться с гибельного пути. Бог Циклона шел по степи темноты, вращаясь в своем огненном волчке, и всякий... Всякий, кто только посмеет попасться в его поле зрения, был уже не жилец в этом мире.
Они лежали, закрыв голову руками, бесконечно-долгое время... Кое-кто даже уснул. Кое-кто подумал, что он умер. И лишь когда горячий ветер, похожий на ураган, прошел над их головами, Минесс воскликнул на всю черную вселенную:
– - Все-таки есть правда на земле!
Они второй раз миновали зону ударной волны, а это значило, что Циклон прошел мимо. Горячий, обжигающий ветер, теребящий волосы и предающий лишнее волнение изможденным телам, являлся границей, до и после которой существовали два различных мира: границей красивого абсурда и скучного здравомыслия.
Лейтенант Минесс открыл глаза... В них бескрайним океаном хлынула столь привычная для всякого правоверного пасынка предвечная Тьма. Мать всего сущего.
– - У кого-нибудь есть с собой огонь?
– - раздался его голос.
Карл неразборчиво закряхтел,
– - Ха! Господин лейтенант, моя палица снова стала деревянной! Вы можете в это поверить?
– - А голова твоя как деревянной была, так и осталась. Чему ты радуешься?
– - Минесс сел на траву и ощупал собственное тело, дабы чувства убедили рассудок, что с ним все в порядке.
– - Не густо нас... Еще одна такая схватка... У кого что есть из оружия?
– - У меня палица...
– - Заткнись ты со своей палицей! Я остальных спрашиваю.
– - Ничего, -- угрюмо ответил князь.
Лаудвиг нащупал за спиной небольшой кинжал с кривым лезвием, похожим на морскую волну и показал его остальным. Узорчатое клише на лезвии и чья-то размашистая роспись на рукоятке выглядели впечатляюще. Таким кинжалам место в музее, а не на поле брани.
– - Мне его подарил король Междуморья.
– - Да хоть сам подводный демон. Толку нам сейчас от него никакого. Значит, так... Нужно во что бы то ни стало вернуться на то место, откуда бежали и забрать с мертвых трофеи, пока их не разграбили какие-нибудь проходимцы. И лошадей заодно.
Лаудвиг вдруг принялся шлепать себя ладонями по груди, по карманам, потом стал расстегивать пуговицы, и лицо его приобретало тем более странное выражение, чем более длительное время он этим занимался.
– - Письмо...
– - Этого еще не хватало!
– - Письмо, которое я должен передать царю Василию! Неужели я его потерял? Вот черт...
Всякие поиски, выворачивания наизнанку карманов, ныряния в густую траву ни к чему не привели. Принц сделал страдающий вид, будто огорчен до самых оснований души. На самом же деле ему было глубоко наплевать как на письмо, так и на его содержимое. Сказать более -- на всю эту липовую дипломатию, которая никогда еще не приносила миражам настоящего мира.
– - Плохо, конечно, сьир, -- угрюмо заметил лейтенант.
– - Но, думаю, мы зря теряем время. Не обшаривать же теперь всю степь темноты.
– - Ой, горе-то какое!
– - чуть не улыбаясь произнес Лаудвиг и даже покачал головой.
– - Не беспокойтесь, принц. Я на словах передам нашему царю про теплые к нему отношения вашего отца, короля Эдвура, -- сказал князь.
– - А теперь нам пора.
Прошло, наверное, немногим меньше вечности, прежде чем они, блуждая в потемках между неприветливых деревьев, отыскали наконец дорогу. Карл шел первым, держа в одной руке свою незаменимую на все случаи жизни палицу, а в другой -- спасительный для всех факел. Огонь, корчась в муках от собственного жара, рождал миру липкий и холодный свет. Свет этот был похож на бледную паутину, повисшую в пространстве: столь хрупкую, что она рвалась при всяком дуновении ветра. Деревья кривлялись в полутьме, устрашающе выставив свои ветви-щупальца. Их черные тени ползли по земле, точно черные души живущих в них демонов: изгибались, врастались в корень, потом неимоверно вытягивались и растворялись во мраке. Ольга шла самой последней, глядя в спину шагающему впереди Лаудвигу. Пару раз он обернулся и скорчил такую злобную гримасу, что даже у настоящей ведьмы мурашки пробежались бы по спине.