Солнечные искры
Шрифт:
– И я один в семье, – сказал Дэн, перекрещивая длинные ноги.
– Поэтому ты такой эгоцентрик, – тут же радостно сказала ему я. – Потому что один в семье. Вот у меня есть старший брат.
– Это здорово. Я всегда мечтала о старшем брате, – вздохнула Оля, опуская взгляд умело подкрашенных глаз.
– А я – о младшей сестре, – сказал неожиданно Кларский и чуть смущенно улыбнулся. – Я бы хотел заботиться о ней. С детства люблю детей.
И я, и Тролль с благоговением уставились на Никиту. Согласитесь, такие слова способны ввергнуть в бездну трепета
– А я просто всегда мечтал о собаке, – сказал, откинувшись на спинку скамейки, Смерчинский. – Большой, белоснежной, пушистой. И с теплым носом, как у Маши.
– И что? Твои мечты осуществились? – занесла я в черную книжку Сморчка за «теплый нос». Если так подумать, большая часть записей в этой книжке, процентов так восемьдесят пять, посвящены этому дитю Диониса. – А… лапуля?
– Нет, зайка. У мамы аллергия на шерсть животных, – грустно улыбнулся парень, возвел синие ночи к небу и добавил умиротворенным голосом: – Поэтому с самого детства я обожаю огромные мягкие игрушки. У меня целая коллекция белоснежных медведей.
Теперь мы с Троллем уставились все с тем же умилением на Смерча. Боже, какой большой ребеночек! Если не врет, конечно.
Они с Ником что, решили перещеголять друг друга, кто милее и «кавайнее»?
– Мягкие игрушки? – все-таки не удержалась я от колкости. – Зачем они тебе, ты же уже большой мальчик. Ой-ой-ой, воспитывать мне тебя и воспитывать.
– А что ты тогда утащила игрушку, которую я тебе выиграл?
– Просто так, – надулась я.
Потом разговор вновь зашел о родственниках, и я поведала всем, почти не запинаясь из-за взгляда Кларского, что у меня есть ужасный старший брат, который эксплуатирует несчастную меня.
– У меня тоже есть старший брат, Маша, – сказал он. – Поверь, в детстве мое положение было значительно хуже. Старшие братья мягче относятся к сестренками, нежели к братишкам.
– Твой брат не называл тебя рабом, – выдохнула я преувеличенно жалостливо.
– Правильно, он называл меня гораздо хуже, – серьезно отвечал Ник.
Какой он милый! Да не брат, мой Никита!
– Эх, старшие всегда терроризируют младших. Нам не повезло, – согласилась я важно, как будто бы факт наличия старшего братишки на самом деле был чем-то таким, что отличало нас обоих от прочей серой массы людей. – Если мы с Федькой оставались вдвоем, то жизнь превращалась в сплошной террор. Да, у меня дома настоящая тирания!
– Как интересно, – улыбнулся Дэн. – Вероятно, в роли тирана все же выступаешь ты, моя грозная милашка?
Я легонько пнула его по ноге, не переставая улыбаться.
– А у вас что, ребята?
– У меня? Надо подумать. Монархия, – задумчиво отвечал Ник, глядя не на нас, а на собственную руку, костяшки которой, к моему удивлению, оказались сбитыми. Я даже шею вытянула, чтобы получше рассмотреть руки парня. Вроде телосложение у него среднее, а вот руки кажутся сильными. Или они больше аристократичные? Ах как тяжело любить такого красавчика. Особенно если другой красавчик, общепризнанный, дышит тебе в затылок.
– Или нет, теперь
– Никит, что ты имеешь в виду? – мягко спросила Оля.
– Что-то вроде равноправия. Все должны быть равны. Путем отбора у буржуа их ценного имущества, – вдруг засмеялся ее парень.
– Отбираешь понемногу у буржуа? – вскинул брови Дэн.
– Думаю, это делает брат. У него специфическая работа, связанная с общением с людьми, – пояснил парень, и его губы дрогнули в улыбке. – Но в детстве он активно практиковал на мне любимый метод прихода к власти марксизма и анархизма – революцию.
Какой у меня Ник умный. А, блин, сердце так стучит, потому что он рядом.
«Уберем лупоглазую матрешку!» – проскакали в голове мысли в буденовках, с саблями наперевес, удерживая в лапках с перепонками кроваво-красные флаги революции.
«Завладеем нашим сокровищем!».
«Революцию в массы!».
– Малыш мой, у тебя в глазах кровожадные огоньки прыгают, – сказал мне Дэн между делом.
– Называй меня как-нибудь попроще, милый.
– Да, конечно, Бурундучек. Ребят, прошу прощения, мы отвлеклись. Оля, а у тебя что дома?
– Геронтократия, которую усердно маскируют под демократию, – отозвалась она. Вот Тролль! Выпендриться решила! Что это еще такое, эта геронтократия?
Смерч словно бы прочитал мои мысли и сказал:
– Власть старейшин? А почему не матриархат? – лукаво поинтересовался Смерч.
– Может, и матриархат.
– Честно сказать, вся власть в доме действительно находится в руках твоей мамы, – не скажу, что ветерок сочувствовал девушке.
– Это точно! – покачала она головой. – Когда мать – руководитель адвокатской конторы, то в доме все делается так, как она хочет. Убеждать и манипулировать она умеет. Женщины из сферы юриспруденции к тому же бывают педантичными и немного властными. Убеждаюсь на маминых знакомых и подругах.
– У меня мама работает в полиции, тоже почти юриспруденция, она майор, между прочим, и ничего, добрая и спокойная женщина, – тут же заявила я. Почему-то я с подозрением относилась к адвокатам с детства, как и мои родственники, у которых из-за специфики работы сложилось неоднозначное отношение к представителям этой профессии. К тому же мне хотелось уесть Князиху. У нее ведь мамам руководитель какой-то там адвокатской конторы! Если Тролль пошла в маманю, не удивлюсь, что та – черный адвокат!
– Да и папа в полиции служит – подполковник экономической безопасности. Но очень добрый и отзывчивый, – хвасталась я дальше.
– О, да, Евгений Борисович – мировой мужик, – подтвердил Смерч. – Если бы я встретил свою дочку около игрового центра непонятно с кем, я бы не был таким добрым и вежливым.
Он расхохотался. Хохотунчик, блин.
– Ты просто не встречал еще моего брата, а он, между прочим, в местном отделении ФСБ работает, – скромно сказала я. Ха, у Тролля точно нет таких крутых родственничков!