Солнечный круг
Шрифт:
В бухгалтерии отец пробыл минут пятнадцать. Вышел веселый, с бумажкой на три кубометра старых бревен и досок.
— Сейчас оплачу, к вечеру нужно будет у Африкана Гермогеновича подписать и — порядок. Завтра начнем работу.
— Много платить? — проворчал Ростик.
— Мало, — засмеялся отец. — Больше разговоров, чем денег.
— Все равно, — сказал Ростик, — мы вам все отдадим. До копейки. Я на почте объявление видел. Им почтальоны нужны, «Вечернюю газету» разносить. Берут и школьников. Вернемся, заработаем денег и рассчитаемся.
— Очень рад, — пожал плечами отец. — Но об этом мы поговорим потом.
День пропал впустую. Заседание
Назавтра мы снова направились к баракам. Прораб, не читая, сунул бумажку в карман.
— Больше вопросов не имею. Отбирайте все, что вам нужно. Только глядите не поубивайте друг дружку. Вон с того крайнего барака и начинайте.
Прежде чем приступить к работе, мы облазили весь барак, прикидывая, что пригодится для плота. Годились половые доски, потолочные балки, угловые столбы.
— На целую флотилию трех кубов хватит, не то что на один плот. — Отец достал складной метр и занялся какими-то подсчетами. Потом расставил нас по местам. Он, Ростик и Витька должны были подпиливать столбы и балки, я и Жека — взрывать полы, Лера — выравнивать гвозди.
Мы с Жекой зашли в крайнюю комнатку. Была она небольшой, шага три с половиной в длину, четыре в ширину, поклеенной еще не успевшими выгореть голубыми, с серебристыми цветочками, обоями. В левом углу стояла печка с плитой, плита и дверцы уже были выдраны. На полу валялись какие-то бумажки, мусор, пластмассовый голыш с оторванной рукой. Совсем недавно здесь жили люди. У них была маленькая девочка. Она играла с этим голышом, а когда уезжала, наверно, забыла. А может, просто бросила? В новой квартире у нее будут новые игрушки. А вот я почему-то больше люблю старые. Мы, когда переезжали, все оставили, но я несколько своих самых старых игрушек взял…
— Ну, давай начинать, что ли, — сказал Жека. — Чего ты задумался?
— Да так как-то… — Я поднял голыша и выкинул в окно. — Тут люди жили, а мы — ломать…
— Эх ты, чудак! — Жека всадил лом в хрустнувшую доску. — Сразу видно, что сам в бараке не жил. А мы жили, знаю… Когда наш барак сносили, у всех просто праздник был. Мамка плакала от радости. Да я их все готов поломать, чтоб ни одного на земле не осталось!
— Я вовсе не об этом… — пробормотал я. — Ладно, поехали. Да не кроши доски, они нам еще пригодятся.
Ломать — не строить, ломать легче. Подцепил киркой доску, подналег — трррр! — трещат, вылазят из балки гвозди. Щипцами их — раз, два! — и за окно, Лере. А она себе железяку какую-то приспособила и стучит молотком — на весь Северный поселок звон идет. Веселый звон, серебряный…
К концу дня мы запасли столько бревен, досок и гвоздей, что их и впрямь хватило бы на целую флотилию. Затем подкатил ЗИС-130 — Антон Александрович уговорил приятеля-шофера помочь нам. Мы быстро погрузили свою добычу в кузов и через четверть часа очутились на реке.
У нас уже давно было на примете подходящее местечко для «верфи» — узкий заливчик с песчаным дном, надежно укрытый от посторонних глаз густыми зарослями лозы. Когда шофер уехал, мы тут же торжественно назвали заливчик «бухтой Удачи», будущий плот — «Кон-Тики-2» и с жаром принялись обсуждать проект строительства, предложенный командором.
ПОДНИМАЕМ ПАРУСА
— Внимание! Команде «Кон-Тики» по местам стоять! — на всю округу разносится зычный голос отца, и эхо подхватывает: «ать», «ать», «ать»! Он высится на корме, у
Наш командор похож на предводителя шайки отважных корсаров, и в смысле живописности мы мало чем ему уступаем. Правда, у нас нет таких шикарных косынок, наши головы прикрыты от палящего солнца завязанными по углам носовыми платками, зато мы по пояс голые, черные, будто начищенные гуталином, от загара, босые, в подкасанных до колен штанах. Общий вид несколько портит Лера — на ней круглая соломенная шляпа с огромными полями, ковбойка в желтую и зеленую клетку и синие велосипедные штаны на молниях. На боку у Леры толстая сумка с красным крестом. Медикаментов столько, будто каждый из нас всю эту неделю должен питаться только пилюлями и антибиотиками.
— По местам стоять, с якоря сниматься! — рявкает командор, и мы с Витькой, поднатужившись, выволакиваем из воды угловатую булыжину, которая служит «Кон-Тики-2» якорем.
— Вперед помалу!
Жека и Ростик налегают на шесты.
— Поднять флаг и парус!
Лера, сломя голову, кидается к мачте и дергает за хитроумно переплетенные концы. Над мачтой взлетает голубой треугольник флага с черной стрелой, а следом медленно разворачивается сшитый Людмилой Мироновной из четырех простыней и перекрашенный алый парус, в центре которого нарисована белилами симпатичная физиономия Кон-Тики. Парус мы подняли для форсу — ветер заблудился где-то у «ревущих сороковых», не ближе.
Торжественное отплытие нашего плота происходит, как говорится, при огромном стечении народа. Надо ж было, чтоб именно в это время в «бухту Удачи», где обычно, кроме нас, не бывало ни души, нелегкая принесла ребят из городского лагеря купаться. Рассыпавшись по берегу, они смотрят на плот, на нас, на нашего командора и на все, что мы делаем, как на бесплатное цирковое представление с участием Карандаша, Олега Попова и Никулина.
— Эй вы, мокроступы! На полубаке кашу раздают!
— Капитаны кислых щей! Будете топиться, держитесь за воду!
— Пижоны, коров на берегах не распугайте!
— Откройте Америку! Через форточку!
Это еще далеко не самые обидные шуточки, которыми они нас осыпают, как репейником. Мы с молчаливым достоинством несем тяжкое бремя славы. Кричат-то они отчего? От зависти, понятно!
Вообще-то, по-честному говоря, если бы мы были не на плоту, а на берегу, вряд ли и мы сохранили бы серьезность и невозмутимость, столь подобающие незабываемому моменту отплытия отважного экипажа из пяти корсаров и командора в неизведанные голубые просторы. Я говорю: из пяти, потому что родители Казика все-таки вырвали из наших славных рядов своего рыдающего сына и влепили ему двадцать с гаком суток… пионерского лагеря «Сосны». Ходатайство отца о передаче Казика «на поруки» было отклонено Валентиной Ивановной самым решительным образом.