Солнечный луч. Фаворитка
Шрифт:
– Они пятятся, лучик, какое кровопролитие? – изломил бровь государь. Я поджала губы, и он насупился: – Никакого с тобой веселья.
– О, – взмахнула я рукой, задела поводья, и Аметист деловито зашагал вперед. Я спешно снова его остановила, пока мой жеребец не сунул нос в чужие игры. Мы сегодня были зрителями.
Однако и король далее медлить не стал, тем более дверь кареты приоткрылась, и оттуда выглянула прелестная женская головка.
– Что происходит, братец? – капризно спросила она. – Немедленно разберись с невежами и расчисти мне путь.
– Пошли вон! – снова гаркнул дворянин. – Где ваш
– Я здесь, – отозвался король, и гвардейцы остановились. – Желаете на меня полюбоваться?
– Покажись, негодяй, или я назову тебя трусом, – надменно объявил дворянин. – Как смеешь ты не уступить дорогу, даме?
– У меня тоже рядом дама, – не спеша выехать вперед, ответил монарх. – Отчего вы не уступите ей дорогу? Уберите вашу карету, мы желаем ехать первыми.
– Кем бы ни была твоя дама, я сопровождаю невесту градоначальника Литена, – заносчивости в голосе дурня прибавилось.
– Вот как, – отметил государь.
– Покажись, – продолжал требовать самоубийца. – Или ты опасаешься?
– Опасаюсь, – не стал спорить Его Величество. – Опасаюсь, что мое появление доставит вам немало огорчений, ваша милость. Вы продолжаете настаивать?
– Убери их, я сказала, – рассердилась прелестная баронесса.
– Настаиваю, – ответил дворянин.
– Да будет так, – наконец смилостивился король и выехал из-за спин своих гвардейцев. – Вам легче, ваша милость?
И знаете что? Его не узнали. Даже невеста городского начальника, дом и кабинет которого должны быть увешаны портретами правителя, осмотрев своего сюзерена, фыркнула и устремила скучающий взгляд в сторону. Если честно, я испытала прилив негодования. Мало того, что они не узнали своего государя, так еще и выказали пренебрежение моему мужчине. Как бы там ни было – он был мне почти мужем. И это фырканье пигалицы-баронессы, и высокомерный взгляд ее братца меня рассердили не на шутку.
Более не став ждать, я тронула поводья, и Аметист вышел вперед. Подъехав к государю, я, минуя взглядом дворянчика и его сестрицу, с неменьшим пренебрежением кивнула на досадную помеху и вопросила:
– Отчего мы стоим?
– Должно быть, от того, что нам мешают проехать, – любезно пояснил монарх.
– Кто? – с искренним изумлением спросила я. – Дорога пуста. Я вижу лишь, как плавится воздух от жаркого солнца.
– Вы никого не видите, ваше сиятельство? – включился в игру король.
– Отчего же, – устремила взор в сторону, – вокруг полно путников, но они все в стороне. Перед нами же пусто. Разве найдется глупец, который посмеет встать на пути короля?
– На подобное решится только дурак, моя дорогая графиня Тибад, – ответил Ив, и вот теперь мы одновременно поглядели на молодого барона Говмонда.
Над трактом разлилась тишина, нарушаемая лошадиным фырканьем и позвякиванием сбруи. Владелица графства превосходила по важности даже самого градоначальника, не то что его невесту. А если уж говорить о монархе…
– Боги, – гулко сглотнул барон.
Он впился взглядом в Его Величество, и тот даже помог ему: повернулся в профиль, снова поглядел в глаза, и его милость сполз с коня и упал на колени:
– Государь…
– Молчать, – отрывисто велел король, утратив всякое видимое благодушие. – Сестрицу в карету, сами в седло и все за мной. – После поглядел
– Великая честь… – попытался исправить положение юноша, но его никто не стал слушать.
Король поднял руку, и гвардейцы, до этого ехавшие впереди, вернулись на свою позицию. И раз инкогнито государя было раскрыто, то они более не стали отмалчиваться.
– Дорогу королю! Государь Камерата!
И путники, до того стоявшие в ошеломлении, спешно согнули спины, приветствуя своего сюзерена. И эта картина теперь сопровождала нас весь путь до Литена, а после и там тоже. Это не добавило доброго расположения духа. Мне нравилось ехать без всякой нарочитости, рассматривать людей, а не их спины.
– Я немного побушую, ты не против? – спросил меня Ив, когда мы въезжали в ворота Литена.
– Сколько угодно, – пожала я плечами. – Ты в своем праве.
– Благодарю, душа моя, – чуть насмешливо ответил государь.
А бушевать ему поводов дали немало. Начать с того, что градоначальник использовал стражу Литена как личную охрану, отрядив в сопровождение своей невесте. Их задачей было беречь и охранять город наряду с полицией, а не разгонять путников по пути следования взбалмошной девицы, возомнившей себя едва ли не королевой. Выходит, что ее жених или вовсе не соответствовал своей должности, идя на поводу у юной баронессы, или же считал себя государем… Литена и его окрестностей. В любом случае одно только это породило множество вопросов и поводов к недовольству монарха.
И это не считая попытки угрозы оружием против соотечественников. Это уже было пострашней спеси – это было преступление, попадавшее под весьма тяжелую статью в «Законе Камерата». Подобное можно было толковать: от разбоя на дороге до государственной измены, а если учесть, против кого собирались применить оружие, то легко понять, какую часть статьи уготовил себе молодой барон Говмонд.
Ну и напоследок – грубость. Самая примитивная и пошлая. Виной тому было отсутствие должного воспитания или просто врожденная глупость и дерзость, но невежество среди дворян считалось недостойным. И даже не столь важным было, что его милость нагрубил самому королю, потому как не осознавал, с кем разговаривает, но он попросту позволил себе недопустимое поведение. А это тоже не могло остаться без внимания. Так что для негодования у государя были все основания, а я не собиралась вмешиваться. Да и не позволила бы себе сделать это, и не в случае баронов Говмонд.
Провинившиеся аристократы не посмели ослушаться. Они следовали за нами, более не позволяя себе не брани, ни спеси, ни взмахов плетьми. Зато насмешки, летевшие им в спины от тех, кто стал свидетелем безобразной сцены, были явственно слышны, что дало понять – подобное творится не впервые, иначе бы зеваки просто наблюдали, а обсудили, когда король удалится. Но издевка была отчетливой, а значит, люди неплохо знали Говмондов.
Государь не стал просить кого-либо из задержанных указать дорогу к дому градоначальника. Нас проводил полицейский, встреченный недалеко от въезда в город. Он боязливо косился на гвардейцев, озирался на карету баронессы и ее сопровождение, иногда бросал любопытные взгляды на меня, когда оборачивался, чтобы в очередной раз поклониться и произнести: