Солнечный свет
Шрифт:
Кон не выказывал никаких признаков страданий после выхода из комы, или в чем там он находился. Не знаю, как назвать состояние между жизнью и смертью в контексте вампиров. В любом случае, он был достаточно здоров, чтобы сходить за продуктами: и хлеб, и яблоки были свежими.
– Никогда бы не подумала, что ты станешь сидеть у огня, – сказала вдруг я. Казалось, что такое может быть свойственно только глупым вампирам-лихачам. Вроде тех детей, что играют в прятки в Не-Городе.
Он ничего не ответил. Отлично, опять эта игра. Я взяла еще одно яблоко.
Он
– Нам, в отличие от вас, не нужно тепло, – сказал он, и я уже привычно перевела для себя «нам» и «вам» как «вампирам» и «людям», – но мы тоже можем им наслаждаться.
Наслаждаться. Я совсем не насладилась мыслью о наслаждениях вампиров. О том, чем они обычно наслаждаются.
– Я наслаждаюсь им, – сказал он и вдруг добавил: – Это тепло жизни и жар смерти.
Для холоднокровного вампира жизнь определяется как тепло? А смерть – как сожжение огнем солнечного света? Он все-таки пострадал от комы – она сделала его философом. То же самое сделало со мной швыряние об стены.
– Я… у меня было чувство… что с тобой какое-то время не все было в порядке, – глубоко вздохнув, сказала я. – Думаю, это началось той ночью, когда ты меня вылечил. Но мне потребовалось время, чтобы разобраться, если ты понимаешь, о чем я.
– Да, – сказал он.
За то время, которое мне потребовалось, чтобы справиться с четвертым яблоком, он так ничего больше и не сказал. Но яблоки ведь были мелкие, правда. Может, это невежливо – есть на глазах у вампира. Я, конечно, делала это и раньше.
Но если будущее – за мирным сосуществованием вампиров и людей, то надо было создавать некие правила этикета.
– Ты расскажешь, что с тобой произошло? – спросила я, испытывая одновременно раздражение от того, что мне приходится вытягивать из него слова щипцами, и стыд за свое чрезмерное любопытство. Что это – дружба? Горькая ирония. Мы оба зациклились на этой нашей совместной миссии, не уступающей по масштабам плану разрушения Карфагена. Я бы, пожалуй, села поближе к огню, чтобы тоже насладиться теплом жизни. Но он – вампир, а я человек, и в жизни еще полным-полно интересного, как-то: превращения, отравленные раны, не-пространство… Не говоря уже о солнечном свете.
Но если мы собираемся стать друзьями, то я должна свыкнуться с мыслью, что мой новый друг не слишком-то разговорчив.
Медленно, словно вслушиваясь в каждый звук собственного голоса, он произнес:
– Лечение твоей раны отняло у меня больше сил, чем я думал. Понимаешь, я никогда раньше не делал ничего подобного. Как я уже сказал, мне пришлось… придумывать, как это сделать. Я не привык к такому.
Одно из преимуществ долгой жизни. Есть время попрактиковаться.
– После того, как я ушел, я действовал неосмотрительно. И меня… засекли. Кое-кто из банды Бо. Мне нужно было скрыться и не дать им выследить тебя через меня. Оберегать человека – еще одна вещь, к которой я не привык.
У меня было чувство, что за его словами скрывается нечто большее.
–
Интересно, что представляет из себя записная книжка вампира: неужели там запахи жертв вместо названий улиц? Как записать запах?
И может ли один вампир украсть записную книжку другого?
– Они, конечно же, попросили поделиться информацией о тебе и были очень… настойчивы. В конце концов мне удалось уйти, но это было непросто. Я пришел сюда. Тут ты меня и нашла.
Голый в темной каменной комнате. Подходящее место для выздоровления.
– Ты хочешь сказать, что пробыл в таком состоянии больше месяца?Дебил, не мог меня раньше позвать?
Он посмотрел на меня, и я была уверена, что при этом он слегка улыбнулся. Улыбка вышла гротескной, но, в конце концов, не такой и плохой. Вовсе не такой ужасной, как, например, его смех.
– Мне это просто не приходило в голову.
Я вспомнила, как сама говорила Иоланде: «Вампиры ведь не зовут людей, верно?»
Он снова перевел взгляд на камин.
– А если бы и пришло, не думаю, что я бы это сделал. Не думал, что ты сможешь чем-то помочь.
– Но ты ведь позвал меня. Назвал мое имя. Один раз. Я бы не нашла тебя, если бы ты этого не сделал.
– Я услышал, что ты меня зовешь. И просишь ответить на твой зов.
– Я позвала тебя, чтобы ты позвал меня.
– Да. Светлячок, ты хочешь, чтобы я снова перед тобой извинился? Если да, то я это сделаю. Я не смог выздороветь сам. Я был… слишком далеко. Но я услышал твой зов и сумел ответить. Ты пришла и… принесла с собой часть меня. Я благодарен тебе. Спасибо. Это было бы для меня не лучшей кончиной. Чаша весов между нами снова сместилась.
– А, ты опять про эту чертову чашу весов, – сказала я. – Нот о чем я думаю: если бы тебе не нужно было меня прикрывать, то все было бы проще, верно? Значит, я тебя ослабляю. Начиная с того момента, как ты растратил свои силы, спасая меня в тот день.
Используя оленью кровь.
Бывают такие моменты, вот как сейчас, когда свет и тепло ощущаются как-то по-особому. Так же, как по-особому работает мое ночное зрение, но не так. Это «по-особому» не имело отношения к вампирам.
На мгновение меня стало три. Моя человеческая душа. Душа-дерево. Душа-олень.
Пересилим ли мы трое мою вампирскую душу?
– Ослаблять, – сказал он задумчиво. – Думаю, ты неправильно понимаешь смысл этого слова. Физически я сильнее любого человека. И могу обходиться без пищи дольше, чем кто-либо из людей. Но тебе подходят в качестве пищи яблоки и хлеб, а мне – нет. И ты можешь выйти на дневной свет, чего я сделать не могу. Что для тебя – слабость?
Я думала о том, действительно ли я принесла с собой часть его. Я вздохнула. Он уже однажды сказал, что не сможет противостоять Бо в одиночку. То, что он выбрал меня в качестве союзника, было куда проще и понятнее странных рассуждений о получении калорий из яблок и хлеба.