Солнечный ветер (сборник)
Шрифт:
И вот тут-то профессор допустил промах.
— Вы рассуждаете, словно человек, который украл из Лувра «Мону Лизу» и полагает, что ее никто не хватится, раз кругом висит еще столько картин! Эта статуя настолько уникальна, что никакое произведение искусства на Земле не идет с ней в сравнение. Вот почему она должна быть возвращена.
Когда торгуешься, нельзя показывать, насколько ты заинтересован в заключении сделки. Я сразу заметил алчный огонек и глазах Мейза и сказал себе: «Ага! Он заартачится». Вспомнились слова Фултона насчет заправщика с Ганимеда.
—
— Пожалуйста,— сухо ответил профессор.— Но только полчаса, ни минуты больше.
Мейз все-таки был далеко не глуп: не прошло и пяти минут, как его антенна медленно повернулась и нацелилась на Ганимед. Конечно, мы попытались перехватить разговор, но он работал с засекречивателем. Эти газетчики, как видно, не очень доверяют друг другу.
Ответ был передан через несколько минут и тоже засекречен. В ожидании дальнейших событий мы снова устроили военный совет. Профессор дошел до той стадии, когда человек идет напролом, ни с чем не считаясь. Сознание своей ошибки только прибавило ему ярости.
Очевидно, Мейз чего-то опасался, потому что вернулся он с подкреплением. Его сопровождал пилот Дональд Гопкинс, который явно чувствовал себя неловко.
— Все улажено, профессор,— сообщил Мейз с торжеством.— На худой конец я смогу вернуться без вашей помощи, хотя это займет немного больше времени. Но я не отрицаю, что лучше договориться, это сбережет и время, и деньги. Вот мое последнее слово: вы возвращаете горючее, а я отдаю вам все остальные — э-э — сувениры, которые собрал. Но «Мона Лиза» остается у меня, даже если я из-за этого смогу попасть на Ганимед только на следующей неделе.
Сперва профессор изрек некоторое число проклятий, которые принято называть космическими, хотя, честное слово, они мало чем отличаются от земной ругани. Облегчив душу, он заговорил с недоброй учтивостью:
— Любезный мистер Мейз, вы отъявленный мошенник, и, следовательно, я не обязан с вами церемониться. Я готов применить силу, закон меня оправдает.
Мы заняли стратегические позиции у двери. На лице Мейза отразилась легкая тревога, совсем легкая.
— Оставьте эту мелодраму,— надменно произнес он.— Сейчас двадцать первый век, а не тысяча восьмисотые годы, и здесь не Дикий Запад.
— Дикий Запад — это тысяча восемьсот восьмидесятые годы,— поправил его педантичный Билл.
— Считайте себя арестованным, а мы пока решим, как поступить,— продолжал профессор.— Мистер Сирл, проводите его в кабину Б.
Мейз с нервным смешком прижался спиной к стене.
— Полно, профессор, это ребячество! Вы не можете задерживать меня против моей воли.— Он взглянул на капитана «Генри Люса», ища у него поддержки.
Дональд Гопкинс стряхнул с кителя незримую пылинку.
— Я не желаю вмешиваться во всякие свары,— произнес он в пространство.
Мейз злобно посмотрел на своего пилота и нехотя сдался. Мы снабдили его книгами и заперли.
Как только Мейза увели, профессор обратился к Гопкинсу, который завистливо глядел на наши топливомеры.
—
— Я нейтрален. Мое дело — привести корабль сюда и обратно на Землю. Вы уж сами разбирайтесь.
— Спасибо. Мне кажется, мы друг друга отлично понимаем. Может быть, вы вернетесь на свой корабль и объясните ситуацию. Мы свяжемся с вами через несколько минут.
Капитан Гопкинс небрежной походкой направился к выходу. У двери он повернулся к Сирлу.
— Кстати, Кингсли,— бросил он.— Вы не думали о пытках? Будьте добры, известите меня, если решите к ним прибегнуть,— у меня есть кое-какие забавные идеи.
С этими словами он вышел, оставив нас с нашим заложником.
Насколько я понимаю, профессор рассчитывал на прямой обмен. Но он не учел одной вещи, а именно характера Мериэн.
— Поделом Рэндольфу,— сказала она.— А впрочем, какая разница? На вашем корабле ему ничуть не хуже, чем у нас, и вы ничего не посмеете с ним сделать. Сообщите мне, когда он вам надоест.
Тупик! Мы явно перемудрили и ровным счетом ничего не добились. Мейз был в наших руках, но это нам ничего не дало.
Профессор мрачно смотрел в иллюминатор, повернувшись к нам спиной. Исполинский диск Юпитера словно опирался краем на горизонт, закрыв собой почти все небо.
— Нужно ее убедить, что мы не шутим,— сказал Форстер. Он повернулся ко мне.— Как по-вашему, она по-настояшему любит этого мерзавца?
— Гм... Кажется, да. Да, конечно.
Профессор задумался. Потом он обратился к Сирлу:
— Пойдемте ко мне. Я хочу с вами кое-что обсудить.
Они отсутствовали довольно долго, когда же вернулись, на лицах обоих отражалось злорадное предвкушение чего-то, а профессор держал в руке лист бумаги, исписанный цифрами. Подойдя к передатчику, он вызвал «Генри Люса».
— Слушаю.— Судя по тому, как быстро ответила Мериэн, она ждала нашего вызова.— Ну как, решили дать отбой? А то ведь это уже становится скучным.
Профессор сурово посмотрел на нее.
— Мисс Митчелл,— сказал он.— Вы, очевидно, не приняли наши слова всерьез. Поэтому я решил показать вам... гм... что мы не шутим. Я поставлю вашего шефа в такое положение, что ему очень захочется, чтобы вы поскорее его выручили.
— В самом деле? — бесстрастно осведомилась Мериэн, однако мне показалось, что я уловил в ее голосе оттенок тревоги.
— Наверно, вы не очень разбираетесь в небесной механике,— продолжал профессор елейным голосом.— Я угадал? Жаль, жаль. Впрочем, ваш пилот подтвердит вам все, что я сейчас скажу. Верно, мистер Гопкинс?
— Валяйте,— донесся сугубо нейтральный голос.
— Слушайте внимательно, мисс Митчелл. Позвольте сначала напомнить вам, что наше положение на этом спутнике не совсем обычно, даже опасно. Достаточно выглянуть в иллюминатор, чтобы убедиться — Юпитер совсем рядом. Нужно ли напоминать вам, что поле тяготения Юпитера намного превосходит гравитацию остальных планет? Вам понятно все это?