Солнечный ветер
Шрифт:
Самого Архана Шут увидеть не смог, чему и не удивился.
Про ходы он немедленно сообщил Гиро, указав, куда именно они ведут. Про Тодрика сказал Руальду — мол, Его Высочество в порядке.
И поскорей вернулся в обычный мир, боясь спугнуть того, кто пытался остаться охотником, но уже несколько дней как превратился в добычу.
Лошади воинов хрипели, били копытами о траву. Руальд был сосредоточен, во взгляде его отражалась готовность убивать.
— Ты готов? — спросил он Шута. Тот кивнул.
Сигнал. Архан ждет.
Пора.
Шут прикрыл на миг глаза. Озноб пробежал по его спине, заставив
Тонкий чистый звук наполнил лес, пронесся над лугом — к крепости. И как бы громко ни стучали там кузнецы, как бы ни ржали кони, ни голосили уличные голодрацы, возжелавшие легких денег, этот звук проникал в любую комнату, любой подпол… в каждую душу. Он заставлял людей остановиться на мгновение, вспомнить вдруг о чем-то важном… давно забытом… из самого детства, из юности… когда небо над головой было ослепительно синим.
Флейта пела.
И даже Руальд изменился в лице.
А потом они увидели, как медленно, но неумолимо поднимается тяжелая кованая решетка монастырских ворот, как распахиваются толстые дубовые створки.
Шут слышал, как Гиро закричал 'Вперед! … видел, как сотни копыт одновременно взметнули комья земли с зелеными прожилками молодой травы… Он почувствовал огонь в сердце — холодный огонь войны… и понял, что тоже летит к крепости. Ветер трепал его волосы, собранные в длинный хвост, свистел в ушах. И Шут не понимал, почему с ним все это происходит, но уже не в силах был изменить стремительный поток событий. Он просто мчался вперед — бок обок с королем. А сразу же следом за ними — Май, с пылающим взором и демонической усмешкой на лице. В руке скрипача уже сверкал его короткий меч…
Увидев этот клинок, Шут испугался, что снова потеряет над собой контроль при виде оружия, но мысль о том исчезла прежде, чем он успел ее додумать. Волна чужой ярости, пьянящей смелости и жажды крови несла его вперед. Он опомнился и вновь полностью осознал себя собой лишь только, когда оказался внутри монастырских стен.
А вокруг происходило что-то безумное: бежали люди, ржали кони, звенели мечи, скрещиваясь друг с другом… Солдаты не церемонились со 'служителями богов': едва лишь они оказались внутри, как именем короля приказали всем монахам и 'другим паломникам' сложить оружие в обмен на сохранение жизни… этого не сделал никто, а воины получили приказ каждого вооруженного человека считать врагом.
— Где он?! — это Руальд на своем вороном возник рядом с Шутом. — Ты можешь его отыскать?!
Шут не стал уточнять, о ком идет речь. Он прикрыл глаза и, отринув страх, крикнул в т о м мире:
'Волен! — он более не хотел скрываться. Пришло время расплаты. Время отдавать долги — кровавые и неокупные.
Ответом была волна ненависти. Шут охнул и покачнулся под ее напором, но зато теперь он точно знал, куда идти.
— Там! — Шут дернул Руальда за рукав и показал в сторону главного храма. — Он где-то там! Внутри!
— Окружить! — немедленно рявкнул король, и его приказ был молниеносно выполнен — воины взяли храм в кольцо. — Ходов нет? — вновь обернулся он к Шуту.
— Нет… — Шут смотрел на Руальда почти невидящими глазами, а сам в этот миг думал лишь
А еще думал о своем страхе, который прежде лишал способности понимать происходящее… Волен и теперь пытался опрокинуть Шута в эту липкую паутину беспомощного оцепенения, но злая магия магистра более не имела прежней силы… и, понимая это, старый колдун захлебывался от ярости. Шут чувствовал ее…
Желание уничтожить.
Порвать в клочья ненавистного комедианта…
От этого было трудно дышать, и сердце стучало как-то неровно. Но Шут больше не пытался спрятаться — он решительно распахнул свое сознание, вызывая врага на поединок.
Кончилось время страхов и бегства.
Довольно!
Он легко сбросил липкую паутину, которой пытался удушить его Волен, и, набрав полные горсти света, обрушил на магистра чистую Силу, обжигающую, как огонь.
'Это мое время, Волен! — Шут весь облекся сиянием, ослепляя врага. — Пусть демоны пожрут твою душу, проклятый змей! Не иметь тебе больше власти ни надо мной, ни над кем другим!
И вдруг представил рядом с собой Нар… Маленькую степную колдунью, чья жизнь стала игрушкой в руках этого человека. Черноглазую королеву, которая вернула ему Дар. Она словно соткалась из ночной мглы, полыхнув огнем диких очей, по кошачьи оскалив зубы…
И Шут стал сильней.
Он знал, что правда за ним. Что сердце Волена уже колотится от страха.
И свет все ярче разгорался в руках — свет, от которого колдун слепнул и безуспешно пытался спрятать лицо…
Это была странная битва — невидимая никому кроме них двоих, но столь же опасная, как поединок на мечах.
'Я могу!.. — кричал Шут, вспарывая светящуюся оболочку врага. Он понимал, что если проиграет — никогда больше не откроет глаз в обычном мире. — Я могу!!!
И, вонзив лучи света в защиту Волена, отчаянно рвал те нити, которые удерживают человека в мире живых. Он больше не думал о том, что это разрушит его собственную душу — судьба не оставила выбора, из этих смертельных объятий живым мог уйти только один.
Вот только с каждым мигом все отчетливей становилось понятно, что победителя не будет… Силы Волена почти иссякли, но и Шут ощущал себя так, словно еще чуть-чуть и Запределье поглотит его навсегда…
А потом вдруг все кончилось. Резко — как удар по щеке.
— Патрик! — голос Мая ворвался в сознание глотком свежего воздуха. Шут почувствовал крепкие руки друга на своих плечах. — Пат! Посмотри на меня! П о с м о т р и! — руки тряхнули его изо всех сил, так, что клацнули зубы, а кольчуга даже сквозь рубаху больно шоркнула кожу. Зато глаза Шута наконец распахнулись в обычном мире. — Демоны тебя раздери! — лицо у Мая было сердитое и жалобное. — Что с тобой?
— Все в порядке, Май, — Шут тряхнул головой. — Уже хорошо, — на самом деле ему хотелось лишь одного — упасть и уснуть. — Правда хорошо… — тронув пяткой стремя, он огляделся, пытаясь понять, что произошло вокруг, пока длилась невидимая схватка. И главное — чего теперь ждать от Волена. Шут ведь так и не понял, почему их губительная связь вдруг разорвалась. Между тем, битва все еще звенела, но она явно подходила к концу.