Шрифт:
Елена Данаева
Пролог
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
Глава двадцать первая
Глава двадцать вторая
Глава двадцать третья
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать пятая
Глава двадцать шестая
Глава двадцать седьмая
Глава двадцать восьмая
Глава двадцать девятая
Глава
Глава тридцать первая
Глава тридцать вторая
Глава тридцать третья
Глава тридцать четвертая
Глава тридцать пятая
Глава тридцать шестая
Глава тридцать седьмая
Елена Данаева
Солнечный ветер
Пролог
Джейк с детства знал и помнил это состояние в природе. Оно начиналось только ясными утрами, чуть раньше восхода солнца, до его первых лучей. Безоблачное небо уже начинало высветляться и медленно, словно нехотя, разбегалось множеством красок и оттенков. Глубокую темно-синюю бирюзу, плавно перетекая из одного цвета в другой, сменял туманный нежно-розовый, постепенно становясь ярким, насыщенным, почти алым… Разом смолкали ночные птицы, а утренние проснувшись, еще не пели, а словно ждали чего-то. Земля лежала еще темная, незрячая, сумеречная, но уже не ночная. Она медленно просыпалась и тихо избавлялась от ночных, окутывающих ее невесомых покровов. Если дул ветер, то наступал полный штиль. Рябь на воде океана вдруг расправлялась и выглаживалась, будто останавливала свой бег, делалась задумчивой, и словно остекленевшей. Ни одна рыба не смела, разбить это стекло, потому что, тоже становилась неподвижной и была не в состоянии шевельнуть плавником.
Вместе с птицами все в мире замолкало и становилось оцепенелым, но уже не спящим. Все живое и неживое в единый миг замирало, словно парализованное, и этой неведомой стихии всецело подчинялся и человек. Отчего-то становилось страшно нарушить вселенскую минуту молчания…
Джейкоб не понимал, что происходит с ним в это время, да и не нужно было понимать. Очень важно было прочувствовать это состояние до спирающего горло комка неясной и какой-то высочайшей тревоги, до волны озноба, пробежавшего по телу, до слезы, словно выдутой ветром. Все это происходило не часто, лишь, когда ему случалось в предрассветный час быть уже на ногах и пережить недолгие минуты неведомого очарования и счастья, в самый пик которого и происходило это необъяснимое явление. Его можно было бы назвать дуновением, неким беззвучным, таинственным вздохом небес. Как только он достигал земли и, не шевельнув ни волоса на голове, ни травинки, ни даже хвоинки на сосне, разливался во всю ширь и заполнял все пространство…
Все тотчас же оживало, и первым, кто обретал движение и голос, была звонкая, переливчатая трель маленькой, незаметной птахи, посмевшей бросить вызов тишине и возвестить о наступлении утра…Маленькая избранная душа…
Есть и название этому — солнечный ветер!
Глава первая
Правда
Она так хотела отложить этот разговор. Он станет последним и разрушит их недолговечный рай. Белла сделала все, к чему призывало ее сердце и движимая только этим единым порывом, спасла его от самого себя. Но он, словно в насмешку, продолжал терзать ее, не понимая, как тяжело говорить с ним о своих чувствах, даже просто видеть его рядом — невыносимая, терзающая ее душу, мука…
— Эдвард… — она собрала все свои силы, чтобы голос не дрожал. — Мне очень больно говорить об этом, но рано или поздно, я все равно должна буду тебе сказать. Лучше сейчас… — она неуверенно подняла голову и посмотрела в глаза Каллена. —
В комнате висела удушающая тишина и время, словно остановилось. Призраки прошлого витали в ней, парализуя своим присутствием Беллу.
— Белла… — хриплый голос Эдварда вернул ее в настоящее. — Значит, я опоздал!? Ты…
Она не дала договорить Каллену, оборвав его на полуслове.
— Не знаю, Эдвард. Я слишком устала жить в постоянном страхе, я устала постоянно испытывать боль и ужас… — она вскинула голову и пылающими глазами смотрела на бесстрастного, холодного Каллена. — Я не хочу закрывать глаза и видеть кошмары! Ты забыл, Эдвард, я боюсь даже вида крови, а от ее запаха меня мутит. Я не могу забыть тех несчастных людей в Вольтерре, которых гнали, как скот на убой. Мне страшно… Я, наверное, много не знала…. Я не хочу так….- она боялась, что еще чуть-чуть, и слезы ручьями хлынут из глаз.
— Белла… — охрипший шепот Эдварда взорвал тишину. — Я сам все разрушил… — Он пристально смотрел на нее, и Белла всем телом чувствовала исходящую от него пульсирующую горечь и боль. — Я знаю, мне нет прощения… Я знаю, что вернуть твое доверие будет очень сложно, — он невыносимо страдал и не пытался скрыть этого. — Белла, я буду стараться все исправить. Не знаю, как, но я добьюсь этого! — ей было тягостно слышать его голос и видеть его мучения, — но прошу тебя, Белла, скажи мне… — Каллен сделал паузу, и, подняв голову, пристально взглянул холодными, безжизненными глазами на нее, — в твоем сердце, в том, что осталось от него, мне нет места? — его глаза, наполнились тоской.
Белла посмотрела на него…
«Как он красив, черт возьми, как же он хорош собой! Он всегда будет таким и ничего, даже время не изменит его невозможной, нечеловеческой красоты». Она вспоминала его слова, сказанные ей однажды: «Это все ловушка, красивая приманка…»
Он идеален, у него бархатный, неподражаемый, обволакивающий сердце голос. Голос вампира! Сводящие с ума, проникающие в самую душу глаза, его манящий запах, гладкая, безупречная, холодная кожа… Все для того, чтобы привлечь к себе жертву и утолить жажду, жажду человеческой крови. «…Я самый совершенный хищник на земле! Можно подумать, ты могла бы скрыться от меня, Белла! Я добился бы своего и без этого, и ты не смогла бы мне сопротивляться…» — ее воспоминания оживали, и она продолжала смотреть на Эдварда.
«Как же я могла прожить так долго без него? Как смогла справиться со своим горем? Как я выжила без него? Как?…. Джейк!» — молнией пронеслось в ее голове. Она физически ощутила: что-то в ней изменилось, вот так в одночасье, что-то рухнуло, разлетелось вдребезги, и на месте разрушения зияла огромная, страшная пропасть, но удивительнее всего, наступил покой и умиротворение. Тупая иголка сомнений, страхов и обреченности, намертво засевшая в ее сердце, наконец, исчезла. Как откровение, как шквал ветра на нее обрушилась поразительная ясность мысли.