Соло в ночи
Шрифт:
Дом-усадьба был как терем, на самом верху смотровая площадка. На первом этаже располагались наши спальни, на втором всякие кружки. Столовая было отдельно, была и баня около пруда, в котором мы не купались.
Если ехать мимо, то вполне можно не заметить это место, потому что «Серебряные пруды» расположены как бы в чаше и не видно с дороги. Три пруда соединялись между собой, система очищения естественная была, вода была очень чистой, а дамбы между прудами очень высокие. Вокруг росло много деревьев, которые, видимо, этот граф специально привозил из разных мест и сажал по всей территории. Пять лет мы провели в этом детском доме, плохого наша память не оставила ничего.
Учительница
Мы с сестрой благодарны своей первой учительнице за то, что она своим уважением к нашему отцу, не зная его, расположила наши чувства к нему в нужном направлении.
В детском доме было много детей совсем без родителей, у многих, как и у нас, родители сидели в тюрьмах. Кормили нас хорошо, одевали в то, что шили воспитатели или привозили из Фролова, красивые ситцевые платья. У нас сохранились фотокарточки, так как мы фотографировались, чтобы отправить папе в тюрьму.
Первый костёр помню в «Серебряных прудах» – это было зрелище – читали стихи, пели песни, танцевали. Было большое подсобное хозяйство, плантация, сад, и мы в обязательном порядке работали там. Работали мы на плантации, пропалывали руками траву в помидорных и огуречных грядках, не помню, чтобы у нас были какие-то инструменты. Всё лето собирали падалицы – яблоки, груши и относили в столовую для компота. Помидоры и огурцы собирали для столовой и для склада, где их солили. Склад – это странное сооружение с круглым потолком и такой толстый, как мы о нём говорили.
У нас был и свой, как сейчас бы сказали, бизнес. На всей территории росла бузина красная и чёрная. Нам предлагали её рвать и вымывать семена. Ещё раз хочу сказать, никто не заставлял это делать, а за семенами приезжал на лошади дядя, который производил оплату за сданные семена мячиками резиновыми и шерстяными, прыгалками, вязальными крючками и большими иголками. Потом все эти игрушки становились общими, так как все игры были общими, тогда это было настоящим сокровищем.
У нас была сцена, как потом я видела в Урюпинске в горсаду, только маленькая. Во время праздников на ней проводились выступления – танцы, хор. До сих пор помню песни патриотические и про Сталина.
В обычные дни мы играли на сцене в «выбивалки». Это когда несколько девочек были на сцене, а другие с земли кидали в них мячом, и та, в которую попадали, уходила со сцены. Ещё увлекательная игра с мячом – это головой бить по нему около стены, мяч попадал в стену, отскакивал, и снова головой, и так кто больше сможет удержать и ударить в стену. Верх совершенства – это сто ударов.
Плавали мы практически летом весь день в пруду. Все умели плавать. Воспитатели, как мне сейчас кажется, не глядели за нами, но это неверно, так как никаких несчастных случаев не было. Резиновых кругов не было. Нам шили сатиновые трусы на веревках снизу и сверху, мы их надували и плавали, как на кругах.
Пруды соединялись между собой большими проёмами в дамбах, вода переливалась без конца из одного пруда в другой, мы боялись рядом плавать, чтобы не затянуло.
Деревьев было около прудов много, огромные ветки опускались до самой воды, и мы днями с них прыгали, как сейчас назвали бы, с тарзанок.
В прудах водилось много раков, их некому было ловить, так как на территорию запрещено
Собирали нас на обед горном – была такая музыка, мы её пели «Бери ложку, бери хлеб и иди на обед». После ужина была минута построения, опускали с шеста флаг, а утром поднимали его. Всё проходило в торжественной обстановке.
Обслуживали мы себя сами – убирали спальни, дежурили в столовой, убирали территорию около дома. Подальше от основных корпусов за прудами были луга, лес, поля и лесопосадки вокруг. Нам только это и запрещали – ходить дальше нашей территории, особенно когда приезжали люди на покос травы и на работу в поле. Мы и не ходили туда никогда и даже боялись этих территорий. Вечером, когда становилось тихо, из леса слышались голоса и музыка, это ещё больше усиливало страх. Уже взрослой я предполагала, что это от радио в естественной чаше образовывалось эхо.
Самое интересное, что, когда я с сестрой приехала в последний раз посмотреть на наше маленькое детство, мы пошли по всем прудам, дамбам и, когда подошли к запретной территории, одновременно повернули назад. Вот так сработал инстинкт, выработанный нашими умными воспитателями.
Слухи о том, почему пруды назвали Серебряными, доходили до нас от воспитателей. Говорили, что граф Воронцов платил серебром рабочим, которые копали пруды. А ещё рассказывали, что граф давно уехал за границу, но спрятал клад в тереме между балками, и мы часто его искали под крышами. Клад мы не нашли, зато много интересного обнаружили – старые журналы, одежду, посуду и разное тряпьё, которое не представляло никакой ценности, как нам казалось тогда, а жаль. Видимо, самый большой его клад – это оазис, который он построил среди степей. Каких только деревьев и кустарников не было здесь.
Непролазные терновые заросли, акации, шиповниковые, барбарисовые и масленка (не знаю название), листья и ягоды как жемчужные были, и смородина. Боярышник, груши и яблоки росли особняком среди цветов, а дубы такие большие, что мы все в их тени умещались, а за прудами в самой низине – осины. Но самый любимый кустарник – это бузина разная. Я до сих пор готова обнять эти красивые кусты. Какая же она нарядная, мы только перед ней и фотографировались. Летом мы каждый день наряжались – плели венки из цветов, нанизывали бусы из желудей. Так как вокруг были степи, то здесь на прохладной и влажной земле скапливалось много змей и ужей. Весной ужи вылезали на дамбы погреться и ложились поперёк, получалась как бы лестница с жёлтыми фонариками. Мы очень боялись их, а ребята брали в руки, сажали за пазуху и пугали девочек.
В детском доме нас обучили вязать и шить на швейной машинке простейшие вещи. Сестра моя Тамара отлично шьёт и вяжет до сих пор салфетки, кружева, воротники. Я вышивала гладью, нитками-мулине, которых было мало. Мечта была иметь их много и разных.
Была у нас воспитательница очень красивая, а муж её, тоже красивый мужчина, преподавал в школе. Но эти два человека, ухоженные всегда, одеты нарядно, умные, влияли на нас своим поведением, и мы старались быть похожими на них. Мы её всегда ждали как награду, чтобы идти на дамбу или в дикие сады, где она читала или просто рассказывала нам про Овода, графа Монтекристо, Козетту, лётчика Водопьянова и др. От неё пахло необыкновенными духами. Сейчас я бы спросила их, что их занесло в такую глухомань.