Соломон Хук. Дилогия
Шрифт:
Токадо бросил на собеседника короткий внимательный взгляд, ничего не сказал, лишь нервно забарабанил пальцами по столу.
— Докопается до сути,— продолжил Мтомба,— и, поверьте, моя уверенность основывается вовсе не на том, что он мой друг! Сол не просто крепок и умен. Он удачлив, а я давно понял — люди чаще всего называют удачей определенный талант плюс умение подсознательно использовать любую ситуацию себе на пользу.
— Вы хотите сказать, что мистер Соломон Хук — пройдоха?
— Ха! Ха! Ха! — раскатисто расхохотался африканец.— Токадо, ты когда-нибудь меня уморишь! — Светлыми подушечками пальцев он протер черные слезящиеся от смеха глаза.— Ну, конечно же — Сол пройдоха, хотя сразу и не распознаешь.
— То-то и оно!
— Послушай, Акуро,— Мтомба редко обращался к японцу по имени,
Далеко внизу за многочисленными переборками грозно зарычал двигатель. Сол почувствовал, как неуловимо качнулась кушетка, на которой он лежал. Похоже, и пилот, и ядерщик знают свое дело — ни малейшего перекоса в регулировке подачи топлива, персонал в подсказках явно не нуждается, двигатели работают мягко и устойчиво. Впрочем, чему он удивляется? Время удивляться давно минуло. Стоило лишь узнать, что летит он не рейсовым полугрузовым лайнером, следующим рейсом на Плутон, а на борту его миниатюрного тезки — оба планетолета носили одно и то же звучное название «Неудержимый». Впрочем, если вдуматься, то и тут нет ничего примечательного. Мог бы и сам догадаться — слишком многое поставлено на карту. Выгрузив пассажира на Яне, «Неудержимый» выйдет на орбиту, откуда вернется за ним по истечении месяца либо в случае тревожного вызова. Аксель покрутил в руке миниатюрный радиомаячок и сунул его в чемодан, от всей души надеясь, что воспользоваться им не придется.
Затем открыл второй, меньший по размерам чемодан, врученный ему Мтомбой. В его недрах покоились аккуратно уложенные в поролоне игрушки, как называл их Сол. Плоские диски — пару миллиметров толщиной — не отличались друг от друга ничем, кроме маркировки на донышке. Хук взял из стопки один из них и прочел: «F1E». Надпись означала: ферросенсор, модель серии экстра, радиус действия — пять метров. Сол приложил датчик донышком к стальной стене, тот послушно присосался к переборке и через минуту сменил окраску, визуально слившись с поверхностью, на которой находился. Что ж, совсем неплохо. Аксель поддел сенсор ногтями, оторвал от стены и положил на место в ряд таких же, как он, магнитных датчиков.
Потом приподнял промежуточную крышку чемодана и посмотрел на более серьезное оборудование: компьютер-компенсатор, блок периферии и, наконец, суперкомпьютер с чипом искусственного интеллекта. Сол знал, что истребованные им модули применяются только в секретных разработках Военного Ведомства Лиги и подавляющему большинству населения о них ничего не известно. Цель их создания — разработка полноценного организма, предназначенного для работы в условиях, не совместимых с жизнедеятельностью человека. Однако дело шло ни шатко ни валко. Отдельные удачи перемежались полными провалами. Отобранные из многих тысяч отбракованных изделий, выполненные по единой технологии и одному и тому же проекту чипы искусственного интеллекта отличались друг от друга порой больше, чем разнится шизофреник на последней стадии болезни от гения на пике творческого подъема. Как теоретики ни бились, объяснения столь резкому разбросу на выходе отыскать не смогли — тесты проходили одинаково четко и «гении», и «полные идиоты».
Хук не сумел удержаться от соблазна и взял в руки небольшой диск диаметром сантиметров в пятнадцать и примерно впятеро меньшей толщины. Он знал, что в стандартный комплект входят микрореактор, стереокамера с голографическим проектором, устройство голосового ввода-вывода и оптический коммуникатор, позволяющий подключать к нему до двух в пятой степени внешних устройств, работающих в диапазоне частот от сотой доли герца до верхней границы светового диапазона. Некоторое время Хук боролся с искушением проверить «запасные мозги» в действии, но по здравом размышлении пришел к выводу, что слишком устал для серьезной работы. С сожалением уложил диск в поролоновое гнездо, разделся, принял горячий душ и с наслаждением растянулся на прохладных
Кушетка оказалась слегка коротковата для его 195 сантиметров, но сейчас это не имело значения.
Он почти заснул, хотя день еще не кончился, и впечатления проходили чередой в погружающемся в пучину сновидений мозгу. Одно из них мимолетно, едва коснувшись края сознания, боязливо упорхнуло в небытие, хотя в первый момент и показалось Хуку заслуживающим внимания. «Значит, мысль не дозрела»,— успел подумать он и провалился в сон.
«Неудержимый» неторопливо приближался к Яну. Оборудование работало без сбоев, и экипаж совместно с единственным пассажиром добросовестно предавался безделью.
— Сейчас останешься с голой задницей,— сообщил Сол противнику по шахматной партии и, передвинув коня, поднялся из-за стола.
Подошел к обзорному экрану. Вблизи планетоид выглядел вытянутой ноздреватой картофелиной. Неподалеку от расположенного по большой оси северного полюса зияла гигантская каверна. Огромная котловина оказалась на редкость кстати. Ее небольшой сравнительно с самим планетоидом объем — всего сто кубических километров — удалось довольно быстро наполнить пригодной для дыхания газовой смесью. Внутри свободно размещался весь комплекс строений: космодром, собственно база и рудник. Космодром небольшой, всего с пятью посадочными площадками, был способен принять одновременно не более двух соизмеримых размерами с «Неудержимым» планетолетов. В этом случае регенератор атмосферы справлялся со своей задачей.
На пульте диспетчера космопорта «Рудный» замигала красная лампочка, и раздался тревожный сигнал. Точно рассчитанным движением Рой Спаркс надавил на клавишу связи.
— Вызывает грузопассажирский лайнер «Неудержимый». Прошу разрешения на посадку.
— Какой у вас тоннаж? Наш предел — двадцать килотонн.
— Тысяча шестьсот двадцать тонн,— откликнулся пилот.
— Садитесь в четвертый квадрат по радиомаяку,— сухо ответил диспетчер, развернулся к пульту, и пальцы его пробежали по клавишам, включая аппаратуру.
Вокруг посадочной площадки зажглись мощные прожектора, тревожно заквакала посадочная сирена, предупреждая об опасности, хотя никто и не собирался лезть на взлетное поле.
Две недели имеют разную протяженность во времени, смотря по тому, где и как их проводишь. Две недели на Лазурном Берегу или на солнечных пляжах Калифорнии в обществе прекрасной спутницы внушают мысль о быстротечности всего сущего. Четырнадцать дней на летящем к Нептуну планетолете превратились для Сола в тест на устойчивость психики. Лишь разработка задания да постоянное общение с экипажем спасали его. Аксель погрузился в работу, стараясь вынужденной активностью восполнить острый дефицит впечатлений. Свободное время он проводил в рубке, по сути оккупировав радиостанцию и посылая на Землю тщательно закодированные запросы, получая ответы с тем, чтобы в спокойной обстановке уединения оценить их. Он располагал полным комплектом донесений с базы, накладными на получение недопоставленного оборудования. По его заданию агенты Мтомбы шныряли по родной Земле, вынюхивая не вошедшую в досье информацию о членах экспедиции, но все это пока мало что давало, за исключением одного — к концу перелета Соломон Хук почувствовал себя счастливым, ибо относился к разряду людей, для которых счастье в разрешении неразрешимых проблем. Увлекал сам процесс. В данном случае положительный результат даже не маячил на горизонте. Таким образом, Аксель ощущал себя на вершине блаженства, насколько это вообще возможно для человека в отсутствии хорошей выпивки и хорошеньких женщин.
Партнер Сола по игре, молоденький практикант-навигатор, воспользовавшись тем, что противник поглощен созерцанием проплывающего за бортом малопривлекательного пейзажа Яна, стянул с доски ладью и спрятал в карман. Капитан Мэрфи, старый друг Акселя, глядя на юношу, хмыкнул, но промолчал. Он хорошо знал, чем кончится дело. Парень в ответ пожал плечами и пошел слоном.
— Вам шах! — с самодовольной улыбкой сообщил предприимчивый юнец.
Хук подошел к столу и передвинул пешку.
— Мат в четыре хода,— он снисходительно улыбнулся, глядя, как сползает улыбка с лица мальчишки.— Это шахматы, дружок,— он потрепал хитреца по вихрастой голове,— а в этой игре следует думать, а не жульничать.