Сомнамбула. Книга 3. Бегство Сквозь Время

Волков Сергей Юрьевич

– Ну да, – кивнула Петровская. – И давай просто «Аня» и на «ты», а?

– Принято к исполнению, – отозвалась Надежда. – Отвечаю на твой вопрос: воспоминания Надежды Алферовой погибли вместе с ее мозгом в две тысячи девятом году. Но все исины, принадлежащие к семейству «Надежда», имеют в своей памяти ее биографию и данные о последних часах жизни.

– Понятно-о… – Анна уселась в ложемент и опять спросила: – А исины знают, что такое любовь?

Надежда рассмеялась низким, грудным голосом.

– Наверное, какие-нибудь специально запрограммированные

и знают. Но судя по имеющейся у меня информации, понятие «любовь» не имеет четких границ, хотя я могу озвучить определение…

– Давай! – заинтересованно скомандовала Анна.

– Любовь, – послушно начала Надежда, – это в первую очередь чувство, свойственное мыслящим существам и устремленное на другую личность, общность личностей или идею.

– Ни-че-го не поняла, – Петровская откинулась в ложементе, отметив, что умное кресло тихонько заурчало, видоизменяя спинку под ее фигуру. – А попроще?

– Я попытаюсь, – виновато сказала Надежда. – Как тебе вот такое: любовь возникает как самое свободное и непредсказуемое выражение глубин личности. Ее нельзя принудительно ни вызвать, ни преодолеть.

– Вот это уже похоже на правду, – вздохнула Анна и повторила: – Нельзя принудительно ни вызвать, ни преодолеть…

– С философской точки зрения термин «любовь» весьма субъективен, – продолжила Надежда, но Петровская оборвала ее:

– Не надо с философской.

– Тогда, может быть, ты хочешь услышать о типах любви? – вкрадчиво поинтересовалась Надежда.

– Каких еще типах?

– Еще в Древней Греции различались следующие виды любви: эрос – страстное, стихийное чувство, восторженная влюбленность, любовь-болезнь; филиа – любовь, связанная с социальными или индивидуальными качествами индивидуума, любовь-дружба; сторгэ – семейная любовь-нежность, и наконец, агапэ – жертвенная и снисходящая любовь к человеку или идее, любовь-служение.

«А у нас с Матвеем что? – подумала Анна. – Эрос? Да, наверное. Был эрос. Но теперь он любит Соню ван Астен. А я? Я-то продолжаю его любить! И получается, что у меня по отношению к нему агапэ, любовь-жертва. Правда, может быть, все не так плохо? Отец Матвея сказал, что, возможно, ему подсадили чужую личность. Если личности можно подсаживать, наверняка их можно и убирать. Есть какие-то медицинские технологии…»

– Аня? Ты слышишь меня? – голос Надежды звучал встревоженно.

– Слышу, – устало ответила Петровская. – Я думала. Понимаешь, у меня есть жених, Матвей. Вернее, был жених… Теперь он – другой.

– Не поняла. Недостаточно информации.

– Да все тут понятно. Его сейчас зовут Максим Верховцев и он любит другую.

– Максим Верховцев? Не тот ли это Верховцев, что является лидером экстремистской организации «Армия пробуждения», которая в настоящий момент заканчивает военную операцию по захвату Луны?

– Что?! – Анна пораженно вскинула голову к темной сфере экрана. – Захват Луны? Максим захватил Луну?

– Могу включить новостной канал, – с готовностью сказала Надежда.

– Н-не надо… – прошептала Петровская.

В

ее измученной голове возникло видение: смеющийся Матвей, попирающий ногой золотой песок Лунной Ривьеры и обнимающий пышногрудую губастую красотку в бикини – почему-то экстремистка Соня ван Астен представлялась Анне именно такой, вульгарной и пошлой девицей.

Сжав кулачки так, что ногти вонзились в кожу, Петровская запрокинула голову и отрывисто выкрикнула:

– Летим туда!

– Недостаточно информации. Что ты подразумеваешь под «туда»? – голос Надежды выражал абсолютное спокойствие.

– Летим, летим!! – завизжала Анна. – Его надо спасти! Выводи корабль!

– Требую подтверждения приказа на активацию бортовых систем, – деловым тоном произнесла Надежда.

– Приказ подтверждаю, – Петровская несколько успокоилась, пару раз глубоко вдохнула и выдохнула.

Теперь она поняла, что должна делать, и как только это знание поселилось в ней, исчезли и страх, и боль. Она без трепета наблюдала, как пульт управления кораблем расцвел сотнями огоньков контрольных индикаторов, как неяркое жемчужное сияние охватило обзорный экран.

– Причальный гравитрон запущен, – информировала девушку Надежда. – Силовые держатели отключены. Маршевые двигатели в режиме прогрева. Ожидаю команды на деблокировку шлюзовых створов.

Анне на секунду стало жарко – а вдруг эти самые створы имеет право открыть только Гумилев или кто-нибудь из высшего руководства «Кольца»? Петровская понимала, что она сейчас фактически угоняет «Надежду», но остановить себя не могла. Пресловутый эрос, любовь-болезнь, владел сейчас всем ее существом, и повинуясь ему, девушка выкрикнула:

– Створы деблокировать!

– Поехали! – промурлыкала Надежда древнюю, как само освоение космоса, ритуальную команду, и Анна почувствовала, как под нею еле ощутимо качнулся ложемент.

Огромные створки наружного шлюза секретного отсека станции «Амур» беззвучно разошлись, и «Надежда» медленно выплыла в открытый космос.

На полусфере экрана, окружавшего Анну со всех сторон, отобразился прошитый холодными звездами космос и сияющая огнями громада станции «Амур», нависшая над «Надеждой». Изображение было столь правдоподобным, что Анне на секунду почудилось, что над ней и вокруг нее ничего нет, только пустота открытого космоса. Переборов страх, Петровская взяла себя в руки и строго приказала:

– Надежда! Включить полную защиту от обнаружения!

– Есть, – отозвался корабль.

– Переходим в режим радиомолчания. На запросы и сообщения никому не отвечать!

– Есть, – все так же четко и уверенно ответила Надежда.

– Запуск маршевых двигателей!

– Система заканчивает подготовительный цикл. Курс?

– Ну… – замешкалась Анна, но тут же нашлась: – Земля! Да, пока Земля, а там разберемся…

– Даю обратный отсчет, – по экрану поплыли большие красные цифры. Надежда дублировала их появление голосом: – Девять, восемь, семь… Плазма в рабочем режиме! Четыре, три, два, один…