Сомнамбула. Книга первая: Звезда по имени Солнце

Зорич Александр

Безвременье.

Его корвет вращался близ центра релятивистского катаклизма, как щепка в водовороте.

Вместе с ним кружились две половины «Шивы» и миллионы крошечных обломков, вещиц, частиц, выпотрошенных из корабля при его разрушении.

Потом прошел протуберанец.

Потом его подобрал крейсер «Бородин».

В общей сложности он пробыл на борту потерявшего управление корвета семнадцать часов.

Из них ему запомнились хорошо если семнадцать мгновений.

Они сидели с капитаном Сверчевским в кают-компании.

— Вас

спас случай, — сказал капитан. — Вы были на оси прохождения протуберанца. Радиация у вас была такой, что сталь превращалась в черную рыхлую губку. Но ваш корвет был экранирован кормой «Шивы». От нее мало что осталось… А на вашем скафандре даже контрольная полоска не покраснела!

— К черту контрольную полоску, — Матвей слабо улыбнулся. — Я слышал, «Речников» нашли?

— Да. То, что куча спасательных кораблей не могла отыскать две недели, нашлось при помощи орбитального телескопа за одну минуту, — сказал капитан. — Когда протуберанец подходил к Венере, он создал светлый фон, на котором сразу же обозначилась контрастная точка — изуродованный, мертвый «Речников».

— Но там нет Анны, — Матвей скорее утверждал, чем спрашивал.

— Там нет никого, — подтвердил Сверчевский. — Команда криминалистов, высаженная на «Речникова», установила, что корабль был захвачен группой из восьми боевиков. Трое погибли при взрыве гравитронов, во время возни с контейнерами. Остальные покинули корабль вместе с пленными пассажирами. С тех пор «Речников» окончательно разгерметизирован и совершенно мертв.

— И с «Шивы», конечно, ни одного спасшегося?

— Ни одного. Все убиты радиацией.

— Как там Венера? — спросил Матвей. Теперь, после колоссального напряжения последних суток, ему вдруг стало все равно, но не спросить он не мог.

— Вы можете собой гордиться, — Сверчевский оживился. — Конечно, протуберанец можно было направить и поточнее… Атмосферы сохранилось чуть больше, чем хотелось бы… Но господин Гумилев уверял, что для первого, пристрелочного эксперимента результаты отличные. По крайней мере ему есть что показать невеждам инвесторам!.. Да, и чуть было не забыл: пока вы смотрели сны в медотсеке, вам пришла радиограмма со станции «Уют-5».

— Радиограмма?

— Да, вот она, — Сверчевский протянул ему распечатку.

Матвей прочел:

«Исинка — лейтенанту Гумилеву.

Идентифицированы оба неизвестных, имевших контакт с А. Петровской в холле гостиницы на базе «Уют-5».

Один является ее бывшим одногруппником Б. В. Горюновым.

Другой — названный в разговоре Крокусом — его приятель, К. Т. Алтунин. Крокус — настоящее имя, а не прозвище, как было бы естественно предположить.

Через запросы родителям Петровской удалось установить, что Алтунин одно время считался главным претендентом на руку и сердце Анны.

Предполагаю, что Горюнов и Алтунин никак не связаны с делом о захвате планетолета «Капитан Юрий Речников»».

Что ж, кратко и по существу…

Матвей тяжело вздохнул.

Итак,

даже эта крошечная зацепка с неприятным разговором Анны на борту «Уюта-5» оказалась вовсе не зацепкой…

«Похоже, в расследовании можно ставить жирную точку и возвращаться на «Славу». Мертвый, выстуженный «Речников» найден, а на большее претендовать пока не приходится», — с горькой досадой побежденного подумал Матвей.

Когда Матвей окончательно осознал, что Анны больше нет с ним и найти ее совершенно не представляется возможным, точнее, когда это осознала его медлительная душа, он впал в состояние, которое и депрессией-то не назвать.

Он словно бы заснул наяву.

То есть с точки зрения внешнего наблюдателя все находилось в рамках социальной нормы: он прилежно нес службу, ел, спал, говорил с товарищами. Но все это было как в тумане — медленно, бесцельно.

Будто бы кто-то пришел и вынул из него, Матвея, батарейки.

Вдруг оказалось, что недолгие месяцы знакомства с этой дивной, ни на одну прежнюю знакомую Матвея не похожей, русоволосой красавицей внесли в жизнь Матвея столько внутреннего смысла, что расставание с источником этого смысла казалось не менее чем моральной катастрофой.

«Как жить без Анны, если сама жизнь есть Анна? Анна равно жизнь. Если нет Анны — нет жизни».

Чтобы видеть хотя бы призрак Анны, Матвей ходил к ее родителям.

Убитые общим горем, они сидели молча над остывающим чаем. Все это было крайне тягостно. Но Матвей не прекращал эти визиты — не то из чистого мазохизма, не то из чистого гуманизма, ведь разделенное горе — это вроде как половина горя, так? Пусть даже и невыносимая половина.

Трижды Матвей посещал «Террикончик», с которой началось их знакомство. Скульптуры из твердого воздуха выгибались с прежней идиотской глубокомысленностью, а скульптуры из сахара казались какими-то оплывшими. Как видно, не одна Анна их тайком дегустировала…

Не менее пяти раз Матвей был в городском парке.

А уж на стоянке цеппелинов, где он признался Анне в любви…

С невеселыми мыслями о самоубийстве Матвей пришел к генералу Белову.

— Я прошу о новом назначении! — тихим голосом сломленного человека сказал он.

Генерал Белов поднял на него свои холодные серо-голубые глаза. А Матвей продолжал:

— Да-да… Мне нужно что-то поменять… Вы не подумайте, это все не потому, что я… — Матвей мучительно сжал виски пальцами. Ему было физически трудно говорить.

— Это из-за Анны Петровской, я понимаю, — кивнул Белов.

— В общем… Прошу вас перевести меня на Градус Забвения. В «дивизион смертников».

Повисла пауза. Генерал Белов встал из-за стола и сделал несколько шагов к окну, которое смотрело в самое сердце оранжереи, где со скрупулезной точностью было воссоздано несколько соток Беловежской пущи. Матвей понимал: сейчас Белов зол, очень зол. Но пройдет минута, и он овладеет своими эмоциями.