Сомов и другие
Шрифт:
А р с е н ь е в а. Смутно.
Л и д и я. Ночью он молился, рычал: "Господи, покарай, покарай!" Я не могла уснуть, пока он сам не уснёт. Утром проснусь, а он сидит на диване и смотрит на меня - так, что я не могу пошевелиться.
А р с е н ь е в а. Разведись, Лида, поживи со мной; у меня есть мальчик, приёмыш, беспризорный, удивительно забавный, талантливый.
Л и д и я. Я такая... дрянь! Знаешь, мне даже противно видеть себя в зеркале. Такое ненавистное, чужое лицо...
А р с е н ь е
Л и д и я. Особенно гадко вспомнить себя... ночью. Он любит, чтоб в спальне горел огонь, понимаешь? Он такой... чувственный и заражает меня. Потом - думаешь: какое несчастие, какой позор быть женщиной!
А р с е н ь е в а. Мне очень... грустно с тобой...
Л и д и я. Грустно? И только?
А р с е н ь е в а. Ты была такая... прозрачная, правдивая, так серьёзно училась, думала.
Л и д и я. А я и тогда вижу себя ничтожной. Теперь стала хуже... глупее, нечестной.
А р с е н ь е в а. У меня, Лида, нет... мягких слов, я не умею утешать.
Л и д и я. Ты всегда была такой.
А р с е н ь е в а. Я преданно... искренно люблю людей, которые - вот видишь - строят новую жизнь. И все другие, кроме их, мне уже непонятны. Я даже и себя, иногда, не понимаю. Мне стыдно вспомнить, что я могла думать и чувствовать иначе, не так, как теперь.
Л и д и я. Как горячо ты...
А р с е н ь е в а. Люди, как Дроздов, Терентьев, действительно - новые люди. Они - в опасном положении, у них гораздо больше врагов, чем друзей.
Л и д и я. Рабочие так страшно упрощают всё.
А р с е н ь е в а. Они упрощают правду...
Л и д и я. Кто-то идёт?
Я р о п е г о в (в охотничьих сапогах, с двустволкой за плечами, с чемоданом в руке). Пардон, медам! Я, кажется, втяпался в лирическую сцену? Чай? О, дайте мне скорее чаю! Из оперы "Князь Игорь" - не замечаете?
А р с е н ь е в а. Как ваша голова?
Я р о п е г о в. Работает - как всегда: гениально!
Л и д и я. А болит ещё?
Я р о п е г о в. Немножко. Скорее - из вежливости, чем по необходимости.
Л и д и я. Где ты... где вы были?
Я р о п е г о в. Чёртова глушь. Шестьдесят три километра от ближайшей станции. Леса. Бурелом, валежник, гниль и вообще все прелести лесов, где никто, кроме лешего, не хозяйничал. Проводят ветку - адова работа, но весело! Николай дома? (Рассказывая, он снимает ружьё, ставит его в угол; вынул из кармана револьвер, положил его на подоконник, прикрыл шляпой.)
Л и д и я. Кажется, вы чем-то встревожены?
Я р о п е г о в. И сам себе - зубы заговариваю, - как вы любите выражаться?
А р с е н ь е в а. Ну, Лида, я пойду!
Л и д и я. Посиди ещё немножко.
Я р о п е г о в. Это не я спугнул вас?
А р с е н ь е в а. О, нет, я не пуглива.
Л и д и я. Посиди!
Я р о п е г о в. А я пойду, взгляну,
А р с е н ь е в а. Какой он жизнерадостный.
Л и д и я. Нет, это только слова у него такие, а он - несчастный и притворяется. Я его знаю. Он чем-то встревожен. Он притворяется, но не умеет. И лгать не умеет.
А р с е н ь е в а. Его очень любит молодёжь.
Л и д и я. Он всегда заговаривает зубы себе и всем. Он был женат на двоюродной сестре мужа, а она ушла с каким-то англичанином в Сибирь и там умерла. У тебя муж - кто был?
А р с е н ь е в а. Плохой человек.
Л и д и я. Тоже?
А р с е н ь е в а (смеясь). Ах ты... Дитя ты ещё! Муж мой был журналист, после Октябрьской революции он показал себя так, что мы разошлись...
Л и д и я. Он - где?
А р с е н ь е в а. Убит в гражданской войне. Он - белый, корниловец.
Т р о е р у к о в (поспешно вышел из комнаты, схватил палку). Извините! (Сбежал с лестницы.)
Л и д и я. Вот противный человек.
А р с е н ь е в а. Да. Очень.
С о м о в (из комнаты). Лида!
Л и д и я. Что?
С о м о в. На минуту!
Л и д и я (ушла, быстро возвращается). Пойдём ко мне наверх...
А р с е н ь е в а. Мне пора домой...
Л и д и я. Нет, - пойдём! Ты так хорошо говорила со мной сегодня!
А р с е н ь е в а. Далеко я живу.
Л и д и я (ведёт её). Да, очень далеко от меня, далеко! Но мне так хочется побыть с тобой.
(Ушли. Через минуту Сомов - вышел, за ним - Яропегов.)
С о м о в. Здесь удобнее.
Я р о п е г о в. Чем? (Наливает чай.)
С о м о в. Всегда видишь, кто идёт...
Я р о п е г о в. Есть такой балет: "Тщетная предосторожность". (Ожёг руку.) А, чёрт...
С о м о в. Ты ничего не говорил жене?
Я р о п е г о в. Я вскочил на террасу и при этой учительнице заорал, как мальчишка-газетчик: "Попов приехал из-за границы и на вокзале арестован..."
С о м о в (ходит). Выхватывая из нашей среды таких, как он, товарищи обезоруживают себя. В конце концов - всё против них.
Я р о п е г о в. Ты думаешь? Гм...
С о м о в. Богомолов будет... встревожен...
Я р о п е г о в. Дуреет старик. Загнал фабрику в трущобу, а можно было построить километров на тридцать ближе к путям и на сухом месте. Вообще работу он ведёт не очень грамотно и спустя рукава. Пристыдят его товарищи, когда разберутся. А они скоро начнут понимать, из их среды уже появляются весьма остроумные парни.
С о м о в. Не замечаю.
Я р о п е г о в. Ты из-за проектов и бумаг людей не видишь. (Пауза.) Напрасно меня выдернули вы из живого дела. На практической работе я чувствовал себя лучше и пил меньше. У вас тут атмосфера низкого давления и какая-то... всё чихать хочется, а чихнуть - некуда.