Сон кельта. Документальный роман
Шрифт:
— Это будет быстрее, сэр, если задержите дыхание.
Он так и сделал.
Эпилог
По смерти Роджера Кейсмента его история то вспыхивает, то гаснет, то загорается вновь, подобно тому, как, взлетев в темное поднебесье и с грохотом рассыпавшись звездопадом, меркнут и немеют огни фейерверка, чтобы через несколько мгновений воскреснуть и заполнить небо громовыми сполохами.
По словам доктора Перси Мэндера, присутствовавшего при казни, она прошла „без малейших помех“, и смерть осужденного наступила мгновенно. Прежде чем дать разрешение захоронить тело, врач, исполняя приказ властей, которые желали получить более или менее научное подтверждение „противоестественным склонностям“ покойного,
После этой процедуры останки Роджера Кейсмента были преданы земле рядом с такой же безымянной — без креста, без надгробной плиты или памятника — могилой знаменитого убийцы, доктора Криппена, казненного несколькими годами раньше. Бесформенный холмик земли находился невдалеке от „Римского пути“ — дороги, по которой в начале первого тысячелетия нашей эры римские легионы двигались на покорение этой глухой европейской окраины, впоследствии названной Англией.
Затем в истории Роджера Кейсмента следует провал. Все попытки адвоката Джорджа Гейвена Даффи, представлявшего интересы братьев покойного, добиться у властей разрешения выдать его останки родственникам, которые желали перезахоронить их по-христиански в Ирландии, оканчивались отказом — и подобное же повторялось следующие полвека. Очень долго имя Кейсмента вообще не упоминалось никем, кроме очень узкого круга лиц, среди которых был и палач, мистер Джон Эллис, который незадолго до своего самоубийства писал в мемуарах, „что из всех, кого ему когда-либо приходилось казнить, мужественней всех держался Роджер Кейсмент“. И в Англии, и в Ирландии он никого не интересовал.
Минули годы, прежде чем Роджер Кейсмент вошел в пантеон героев борьбы за независимость Ирландии. Хитроумная кампания британских спецслужб, которые опубликовали выдержки из его тайных дневников, призванные опорочить его, увенчалась успехом. И по сию пору не померк мрачный ореол гомосексуалиста-педофила, сопровождавший его на протяжении всего XX века. Он стал у себя на родине фигурой неудобной, потому что в Ирландии, до самого недавнего времени официально придерживавшейся строжайших правил морали, одно лишь подозрение в „сексуальном извращении“ непоправимо позорило человека и навсегда лишало его уважения общества. И большую часть XX века имя Кейсмента, его свершения и выпавшие на его долю испытания упоминались лишь в специальных исторических трудах, в газетных статьях, в политологических исследованиях — как правило, принадлежавших перу британских авторов.
Но по мере того, как происходила коренная ломка устоявшихся стереотипов — и прежде всего в сфере сексуальности, — имя Роджера Кейсмента, пусть не сразу, пусть со множеством оговорок и многозначительных ужимок, стало пробивать себе дорогу, пока наконец этот человек не был признан выдающимся борцом против колониализма, защитником прав человека и первобытных туземных культур, пожертвовавшим своей жизнью ради независимости Ирландии. Его соотечественники медленно, не сразу, но все же были вынуждены признать, что этот герой и мученик — не кладезь добродетелей, не абстрактное и бесплотное олицетворение неких принципов, но живой человек, сотканный из противоречий и контрастов, слабостей и величия, поскольку во всяком человеке, как писал Хосе Энрике Родо, заключены многие люди, а это значит, что ангелы и демоны перемешаны в его душе самым невероятным образом.
Не стихли и, вероятно, никогда не стихнут споры вокруг так называемых „Черных дневников“. Существовали они на самом деле или нет? И сам ли Роджер Кейсмент вел их? Его ли рука заполняла страницы отвратительными непристойностями? Или записки были сфальсифицированы британской контрразведкой ради того, чтобы, помимо физической, учинить над бывшим дипломатом казнь еще и моральную, и политическую — в назидание всем потенциальным
В 1965 году правительство Гарольда Вильсона наконец разрешило вернуть останки Кейсмента на родину. Двадцать третьего февраля на военном самолете они были отправлены в Ирландию и там встречены с почестями, подобающими национальному герою. На четверо суток гроб был выставлен в часовне гарнизонной церкви Сердца Христова, и за это время отдать последнюю дань уважения Кейсменту пришло множество народу — несколько сот тысяч человек. В дождливое серенькое утро траурный кортеж проследовал к зданию Дублинского почтамта, в котором в дни Пасхального восстания находился штаб восставших, а затем — на кладбище Гласневин, где прах Кейсмента с воинскими почестями был предан земле. Надгробное слово произнес сподвижник Роджера Кейсмента — Эймен де Валера, видный участник восстания 1916 года, первый президент Ирландии, поднявшийся, можно сказать, с одра смертельной болезни и высказавший слова, которыми провожают в последний путь только великих людей.
Ни в Конго, ни в Амазонии ничто не напоминает о том, кто приложил такие невероятные усилия, чтобы разоблачить страшные преступления, творившиеся там в эпоху „каучуковой лихорадки“. В разных местах Ирландии память о Кейсменте сохраняется. В узкой горной лощине в Гленшеске, в графстве Антрим, невдалеке от „Мэгеринтемпла“, родового гнезда Кейс-ментов, партия „Шинн Фейн“ воздвигла Роджеру памятник, но североирландские радикалы-юнионисты разрушили его. И обломки его так и лежат на земле. В графстве Керри, в деревушке Бэллихег на маленькой площади, обращенной к морю, высится еще один его скульптурный портрет, изваянный Ошином Келли. В музее Трали выставлена фотокамера, с которой Роджер в 1911 году путешествовал по Амазонии, а если посетитель попросит, ему покажут грубошерстное одеяло, которым Роджер укрывался, когда на германской субмарине U-19 плыл к этим берегам. В частной коллекции мистера Шона Кинлана, в его доме в Баллидафе, поблизости от того места, где река Шеннон впадает в Атлантический океан, хранится шлюпка („Та самая!“ — убежденно говорит ее владелец), что когда-то доставила Роджера, капитана Монтейта и сержанта Бейли на берег Банна-стрэнда. В гимназии, носящей его имя, в кабинете директора выставлена керамическая тарелка из бара „Семь Звезд“ — там Роджер обедал в те дни, когда Апелляционный суд Лондона рассматривал его иск. В Форте Маккенны стоит невысокий черный обелиск, и надписи на трех языках — по-английски, по-гэльски и по-немецки — напоминают, что именно там 21 апреля 1916 года Роджер был арестован агентами Королевской ирландской полиции. Там же, на Банна-стрэнде, в том месте, куда причалила их шлюпка, установлен еще один памятный знак с барельефами Кейсмента и Монтейта. Когда я осматривал его, он был весь покрыт белесым пометом чаек, с пронзительными криками носившихся вокруг. Повсюду росли фиалки — это они так взволновали Роджера на рассвете того дня, когда он вернулся в Ирландию, где был схвачен, судим и казнен.