Son of prophecy
Шрифт:
– … повторяю, скорую на Бэнксайд… - и под жужжание рации Тейт вновь отключился.
***
Тейта продержали в больнице ровно столько, сколько потребовалось на постановку диагноза от врачей и психиатров. И там, и там – полностью здоров. Не считая оставивших след синяков, благодаря чудодейственному источнику, от ран и ссадин ничего не осталось.
Прийдя в себя, первые часы Тейт размышлял, а не померещилось ли все? Может, кто из его «приятелей» подсадил на какие-то очень качественные колеса, и приход просто длился дольше положенного?
Потом он вспомнил, со страхом переворачивая ладонь. Шрам от осколка в Темзе, полученный
Случай чудом не попал в газеты, да и все скорее всего списали бы на простое юношеское пьянство. После больницы Тейту предложили пожить в родительском доме, но он отказался. Было непривычно подниматься по ступенькам – таким знакомым, но успевшими стать чем-то очень далеким – дома 13C по Гарлик-Хилл. Его икеевские светлые льняные занавески, его металлическая кровать, его большие черные наушники с поцарапанной дужкой – он переводи взгляд от одного предмета к другому, и чем дольше находился в квартире, тем острее ощущал одиночество. Было непривычно вновь чувствовать аромат геля для душа, молотого кофе из кофейни на Квин-Виктория-стрит и ананасов на пицце, слышать шум двигателей, монотонное гудение прачечной и бессмертную «Show Must Go On», которую почему-то зачастили крутить по радио…
Мы еще встретимся…
Означало ли это, что его вновь «призовут служить» во благо страны в том же веке? Или он тоже встретится лишь с потомком кровной линии Вайолет? Подобные мысли часто вызывали у него неприятный холодок. Хотел ли он знать, что Вайолет выйдет замуж? Влюбится?
Тейт тосковал. Вся деятельность сводилась к унылому проживанию дня за днем пока в какой-нибудь момент не кончатся отложенные за прежнюю жизнь деньги. Он снова стал гладко бриться - в меланхоличной апатии вновь и вновь проходили эти ритуалы. Утренние пробежки больше не радовали, а единственное, что в большей степени можно было назвать приятным – отсутствие прежних кошмаров. Однако же, во снах теперь часто была Вайолет, и, просыпаясь, Тейт каждое утро в изнеможении закрывал глаза, надеясь, что его мучения хотя бы сегодня подойдут к концу – напоминание изматывало, и от тоски по Вайолет хотелось рыдать.
Слушай звон колокольчиков, Тейт…
Слова, казалось, не имели никакого смысла, и Тейт злился на Вайолет. В такие мгновения ему казалось, что она ничего к нему не испытывала, но после он вспоминал тепло ее губ и тихий стон, который услышал только он, и ее нежные касания, и улыбку во взгляде, которой она одаривала его, когда они оставались наедине…
На него вновь засматривались девушки в кофейнях, обращали внимание в метро, бросали заинтересованные взгляды в «Sainsbury’s». Тейт не только отвык от этого, но и не тяготел более. И сердце
***
В один холодный декабрьский день, проснувшись от очередного сновидения, Тейт не рухнул обратно на постель, проклиная небеса. Он включил лампу на тумбочке и, вытащив лист бумаги из принтера, сделал запись. Во сне Вайолет показывала ему сад с нежно-розовыми розами, и Тейту почему-то захотелось записать ее слова. С этого невинного листка бумаги все и началось.
Каждый день Тейт стал документировать все, что произошло с ним во времена рыцарей и драконов, стараясь ничего не добавлять и не приукрашивать.Он писал каждый день, лишь меняя локации: дом, кофейни, библиотеки, парк Баттерсея, а финал записывал на своем любимом Хайгейтском кладбище, возле могилы Джордж Элиот – даже вставил в утрамбованную землю ручку, которой все эти недели делал заметки в блокноте*
Он давно перестал называть это «записями». Это была полноценная книга, от написания которой Тейту каждый день становилось лучше. Книга, которая помогла Тейту выйти из серости нескончаемых будней и вновь быть с теми, к кому он так привязался. Не забывать о них, как, возможно, они все еще помнят о нем сейчас…
И почему бы не дать такую возможность и другим…
***
Майский день пах цветами. Огромный книжный «Waterstones» на Кинг-роуд был переполнен. В стеклянной витрине были расставлены алые переплеты, а постер на стекле гласил:
«Встреча с автором только сегодня в Waterstones!
#1 Национальный бестселлер.
«Сын пророчества».
Тейт Лэнгдон»
Сквозь большие окна били теплые лучи, и в столбах света кружила пыль от красного коврового напольного покрытия. Тейт, не привыкший к многочисленному вниманию, вновь нервозно тронул выбивавшийся локон, улыбаясь от приятных слов, отвечая на вопросы и возвращая подписанные экземпляры покупателям. Его стол поставили недалеко от входа, сдвинув выкладку других бестселлеров. Во вспышках камер, запахе книг и чернилах на пальцах прошел почти весь день, и основная масса желающих получить автограф давно прошла. Тейт сделал еще один глоток остывшего кофе и продолжил раскрывать и подписывать экземпляры, которые после расставят на полке в торговом зале.
– Занятно, - прозвучал женский голос, прервав монотонное жужжание кондиционеров и гомон сотрудников на нижнем этаже. – Но там ошибка, - его книгу в раскрытом виде придвинула ближе изящная женская кисть – тонкие пальчики с черным лаком на коротких ноготках.
Не поднимая головы, Тейт усмехнулся от такой дерзости.
– И какая же? – он опустил кончик ручки на чистый лист, принявшись писать.
– Кейлинское сражение. У тебя написано Кейсинское, но оно Кейлинское, - тембр голоса был болезненно знаком…
Юноша замер. Как кто-то еще может знать такие подробности? Тейт со страхом поднял взгляд…
И оцепенел. Лишь разинул рот и не мог выдавить ни одного звука. Перед ним была Вайолет. Да, ошибки быть не могло – это была его Вайолет. Идентичные черты лица, лишь волосы короче.
– Подпишешь? – настаивала девушка, с интересом глядя в широко распахнутые глаза Тейта.
– И-имя? – прочистил горло тот, отводя взгляд, стараясь проморгаться на случай, если все это галлюцинации.
– Белла. Точнее, лучше просто Беллз**