Сон разума (сборник)
Шрифт:
— Да ты что? — возмутилась девица, вполне непринужденно переходя на «ты». — Мужики, что надо, с алкогольного отделения. Мы всегда несколько держим, если что отнести, переставить, те-то совсем дурачки… Вон твой Смолин, правее скамейки, на пижаме заплатка.
Сейчас Смолин явно находился в состоянии конфронтации с другим старичком. Кивая головой в такт собственным словам, он монотонно повторял:
— Чуня врет, Чуня врет, Чуня врет…
Тот, к кому он адресовался, сидел на скамейке и плакал, повизгивая тонким голосом; из уголка рта текла слюна.
—
Ее приближение приободрило Чуню.
— А я говорю, рубал! — Всхлипнув, он поднялся со скамейки и попытался ударить обидчика, но потерял равновесие и, чтобы не упасть, вынужден был схватиться за его пижаму.
— Драться не сметь, накажу обоих! — Подоспев к месту происшествия, медсестра растащила их в стороны.
От предпринятых усилий на ее халате расстегнулась еще одна пуговица, и третий старичок, с огромными оттопыренными ушами, сунул нос к ней за пазуху, спеша насладиться открывшимся зрелищем.
— А ты убери мурло, еще мне слюней напустишь, — оставив в покое драчунов, она ладонью отодвинула лицо любопытного и вытерла руку о полу халата.
— Рубал, говорю, рубал, — настаивал на своем Чуня, продолжая хныкать.
— Рубал, рубал, — подтвердила девица, оборачиваясь к подошедшим Самойловым. — Чуня-то служил в коннице, говорит, саблей мог разрубить человека от плеча до седла, а эти придурки ему не верят. Вот он и плачет.
— И что, действительно мог разрубить? — удивился адвокат.
— Да кто же знает. Теперь, все одно, дурачок.
— А Смолин чем хвастается? — небрежно ввернула Карина.
— У него песня другая, все ждет какого-то Дегтярева. Как приедет, всех нас посадят.
— Ничуть не хуже, чем сабля, — заметил Александр Петрович, — его, надеюсь, не обижают?
— Не обижают, и даже боятся. — Девица в первый раз внимательно взглянула на адвоката. — Еще он всем тыкал старую газету, где будто бы про него написано. Из-за нее два раза с Чуней подрался, так я ее у него отобрала.
— Интересно бы посмотреть на эту газету, — глядя в небо, безразличным тоном обронила Карина.
Вместо ответа девица тоже задумчиво уставилась в небо, и Карина бесцеремонно сунула ей в карман халата большую плитку шоколада с орехами, вообще говоря, припасенную для Смолина.
— Пойду поищу, может быть, и не выкинула. — Медсестра направилась ко входу в здание, сделав по пути остановку около высокого угрюмого алкоголика. — Я сейчас, Фединька, а ты за дураками пока присмотри. — Положив ему на плечо руку, она потерлась о него бедрами и продолжила свой путь.
Карина и адвокат воспользовались паузой, чтобы вступить в контакт со Смолиным. Когда они подошли, он смерил их недружелюбным подозрительным взглядом и пробормотал, как показалось Александру Петровичу, что-то нелестное в их адрес.
— Это вам от Дегтярева, — сказала Карина, протягивая ему горсть конфет, все, что удалось наскрести в сумке.
Схватив конфеты, он настороженно огляделся,
— Врете, все врете, Дегтярев приедет, всем вам будет… — Оборвав речь на полуслове, он радостно хихикнул и попытался развернуть конфету, но пальцы его не слушались. Тогда он остатками зубов оторвал конец фантика и принялся выкусывать конфету из обертки.
— Нас прислал Дегтярев, — продолжала отстаивать свою позицию Карина. — Он скоро приедет, а сейчас выполняет секретную работу в Америке. Что ему передать?
Ей тут же стало совестно: его рот приоткрылся, и отвисшая челюсть неподвижно застыла, а в глазах появились боль и отчаяние. Его померкший разум не мог справиться с возникшей задачей, и он, в силу странной и жестокой игры природы, осознавал это.
— Мы с Дегтяревым… мы с ним… — забормотал он поспешно и тотчас беспомощно замолчал.
— Что же вы делали с Дегтяревым? — вкрадчиво спросил Александр Петрович. — Трансплантацию?
— Мы с ним… мы с ним… — повторял Смолин, как испорченная граммофонная пластинка. — Поперхнувшись слюной, он стал по-рыбьи глотать ртом воздух.
— Оставь его, — попросила Карина, — это уже бесполезная жестокость.
Тем временем возвратилась рыжая девица.
— Держите газету и сваливайте отсюда, — заявила она без лишних церемоний, — старшая возникает, в окно вас увидела.
— А как с этим? — Карина недоуменно показала глазами на газету.
— Так я же тебе говорю: бери с собой. Я ему все равно не отдам. — Она злорадно фыркнула, видимо, у нее были свои счеты со Смолиным.
Адвокат ожидал, что, очутившись в машине, Карина немедленно погрузится в изучение газеты, но она ее рассеянно вертела в руках. Ей было явно не по себе.
— Не беспокойся, со мной все в порядке, — вяло улыбнулась она, отвечая на недоуменный взгляд мужа. — Я просто подумала, что эти люди уже никогда не наденут нормальной одежды, так и будут до смерти ходить в пижамах. Страшно.
— Ты полагаешь, в их судьбе это самое страшное?
— Не знаю… просто пришло в голову… извини, я готова заняться делом.
Пока Александр Петрович был занят выездом на кольцевую дорогу, Карина развернула на коленях газету и стала ее бегло просматривать. Вскоре, видя, с каким любопытством он косит глаза в ее сторону, она предложила:
— Я буду комментировать вслух. Газета «Совершенно секретно», есть только часть страниц… страницы с датой выхода нет, впрочем, это пустяк… заметки о рэкете, о торговле ураном, о коррупции в парламенте… а вот статья, у которой начало отсутствует, очень объемистая… судя по тексту, записки высокопоставленного кагебешника, сбежавшего на Запад… сплошное занудство, о том, как они воровали чертежи каких-то ракет… теперь он ругает начальство за продажность и тупость… а дальше абзац отчеркнут… О Мадонна! Это прямо касается нас! — Почувствовав, как резко вильнула машина, она добавила рассудительно: — Я думаю, наши головы будут целее, если мы сделаем короткую остановку.