Сон разума
Шрифт:
Я подождал несколько секунд, а затем крикнул:
– Ты так и пойдешь в моей рубашке поверх своего беленько белья?
В коридоре тихо «ойкнуло» и Наташка, красная как рак, быстрым шагом перешла в ванную комнату.
– И откуда ты знаешь, что у меня белое белье? В ванной ведь было темно?
– А я и не знал, ты мне только что сказала, – с улыбкой отозвался я.
– Дурак, – прозвучало в ответ из ванной комнаты, и я с улыбкой принялся одеваться.
Мрачных мыслей не было и в помине. На душе стало легче, а тучи за окном растянулись, уступая место голубым небесам и яркому весеннему солнцу. Выглядывая в окно,
10
За время нашей беседы ее одежда успела высохнуть. Не то, что бы мы проговорили добрых четыре часа, просто не так сильно вымокли. До моей квартиры было рукой подать, и потому Наташка вымокла только сверху. Джинсы же практически не пострадали. Она спешно натянула на себя одежду и отдала мне мою рубашку. Я кинул ее на кровать и вышел из комнаты.
Мне дожидаться, когда высохнет одежда, нужды не было, я ведь был дома, потому просто надел на себя первые подвернувшиеся под руку вещи, накинул свою незаменимую джинсовую худи фирмы «Jee Jay», вставил ноги в черные кроссовки и, открыв дверь для Наташки, вышел в подъезд.
Дождь за это время прекратился. Тучи еще полностью не растянулись, но небо уже сверкало тут и там ослепительной голубизной. Свет дневного солнца пробивался в просветах туч и отражался от гладкой поверхности луж и ручейков, что стремились поскорее убежать вниз, в нижний город, затопив узенькие гравийные улочки. Ветер стих и перестал качать кроны деревьев, и те стояли спокойные, низко склонив потяжелевшие от капель воды ветви. Погода застыла, город наполнился звуками капели.
– Думаешь, это хорошая идея?
Наташка молча взяла меня под руку и настойчиво потянула вперед.
– Думать твоя задача, – заявила она мне, когда мы пересекали проезжую часть по улице Горького. – Я привыкла действовать импульсивно. Вот хочу чего-то и – раз! – все уже сделано. А о последствиях буду думать позже.
Она заглянула мне в глаза снизу вверх:
– Я ведь все-таки девочка.
Ага, как же, подумал я про себя, но вслух ничего не сказал. Нет, в том, что она девочка не было никаких сомнений, но вот все, что она сказала до этого, было совершенно на нее не похоже. Всегда рассудительная и здравомыслящая, обдумывающая каждое свое действие, я просто не мог представить, чтобы она кидалась куда-то очертя голову. Может она и была такой раньше, когда еще не была знакома с нами, до всего этого. Но теперь нет. Я в это не верю. Этот случай изменил ее. Изменил нас всех. Разве не потому мы сейчас движемся в сторону больницы, шлепая ногами по лужам?
Я вдохнул полной грудью запах, что всегда оставался после дождя. Запах обновления, запах очищения. Запах новых надежд. Так что же мы надеялись услышать от девочки? То, что позволит нам понять, что в этом деле нет никакой загадки, нет других сторон и нет никаких монстров в тенях, покойников из подвала? Или же наоборот, мы как наркоманы плетемся туда, чтобы услышать подтверждения наших опасений, чтобы снова ввязаться в эту нелепую гонку, где ставки наши жизни? Возможно ли, выбраться из этой игры сделав ставку однажды, или она навсегда останется частью нас самих?
– О чем
Тихий голос Наташки заставил меня вернуться в реальный мир. Мир звуков и тишины.
– Об упругости твоей груди, когда я ее…
Острый локоток коротко, но остро и безжалостно ударил меня под ребра. Скорчив недовольную мину, я выпрямился и пошел дальше, ведомый ее рукой.
– Не знаю, что мы делаем, – ответил я, на этот раз всерьез.
– Я так понимаю, в глобальном смысле?
Я коротко кивнул, даже не озаботившись тем, видела ли это моя подруга. Думаю, видела. А если и нет, то наверняка почувствовала. Она всегда все чувствовала.
– Мы словно идем прямиком в пасть льва. Мы видим эту пасть, видим красный склизкий язык, видим блеск клыков, и все равно туда идем. – Я взял короткую паузу и продолжил: – Мы словно вышли на магистраль и движемся навстречу несущемуся на нас грузовику. Слышим рев мотора, скрежет колодок, мы понимаем, что он не успеет затормозить, но все равно идем. Мы…
– Достаточно метафор, я поняла.
Я замолчал и вновь коротко кивнул. Наташка поплотнее запахнула свою красно-черную клетчатую рубашку, с трудом застегнула еще одну пуговицу на необъятной груди, приподняла воротник и крепче прижалась к моей руке. Могло показаться, что ей стало холодно, точно поднялся ветер, но ветра не было, и температура не понижалась. Холод пришел изнутри.
– Сами ищем себе неприятности?
– Думаю, в этом все мы. Скажи я все это сейчас пацанам, и они тут же примчались бы и встали с нами рядом.
Наташка остановилась, повернулась ко мне и серьезно взглянула в глаза.
– Думаешь, мы не можем теперь жить по-другому? – спросила она с дрожью в голосе.
– Думаю, мы не хотим теперь жить по-другому, – ответил я, и осознание правдивости моих слов обрушилось на меня ледяным водопадом.
– Мы оставили наши жизнь в прошлом году, – продолжил я. – Мы бежали и споткнулись. Встав, мы двинулись дальше, но что-то, что жило внутри нас, часть нас самих, осталась там, лежать на дороге. И с каждым шагом мы все дальше от нас самих. Спускаемся все ниже, погружаемся все глубже.
– Погружаемся куда?
– В темноту, что стала нашим новым домом.
Наташка вздрогнула, ее тело покрылось мурашками, похолодело. Ей было страшно, но глаза сияли. Страх принес избавление от ноши, что мы носили на шее последние месяцы.
– Тогда чего же мы стоим? – спросила она улыбаясь. – Кажется, темнота нас зовет.
Вновь предложив девушке взять меня под руку, я зашагал по тротуару мимо Стеллы Великой победы, мимо старого заброшенного четырехэтажного дома, окна которого все так же чернели спустя все эти годы, мимо резких поворотов на Первомайскую, где когда-то стоял дом, которого никогда не было. Я зашагал, нет, мы зашагали мимо нашего прошлого, которому суждено было стать нашим настоящим и нашим будущим.
Добравшись до больницы, я понял, что так был занят размышлениями о прошлом и будущем, что совсем забыл про тот факт, что время приема закончилось, и нас не пустят просто так к больным. Один раз нам уже повезло сегодня, не думаю, что повезет так еще раз. Как бы хорошо работники больницы ни знали мою маму, но свои шкуры им были дороже, и дважды за день так рисковать, пропуская посетителей в неурочное время вряд ли бы стали.
Мы замерли возле входа и уставились друг на друга.
– Что же будем делать?