Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.
Шрифт:
И далее:
В богатстве и знатности к делу не знал вдохновенья, В нужде и мытарствах нестойким прослыл и капризным. Как жаль, что впустую, зазря растранжирил он время . И не оправдал ожиданий семьи и отчизны! Среди бесполезных он главный во всей Поднебесной, Из чад нерадивых сейчас, как и прежде, он — первый! Богатые юноши! Отроки в платье прелестном! Примером для вас да не40
Примером для вас да не будет сей образ прескверный... — Рисуя в сатирических, обличительных тонах предрекаемый Баоюю жизненный путь, автор как бы выражает точку зрения блюстителей феодальной морали. В подтексте же обличается не герой романа, а фальшивые, ломающие судьбы молодых людей общественные устои.
Между тем матушка Цзя встретила Баоюя с улыбкой и спросила:
— Зачем ты переодевался? Прежде надо было поздороваться с гостьей! Познакомься! Это твоя двоюродная сестрица!
Баоюй обернулся и в хрупкой, прелестной девочке сразу признал дочь тетки Линь. Он подошел, поклонился и, вернувшись на свое место, стал внимательно разглядывать Дайюй. Она показалась ему необыкновенной, совсем не похожей на других девочек. Поистине:
Тревога ли сокрыта в подернутых дымкой бровях? О нет, не тревога. Скорее — сама безмятежность. Не проблеск ли радости в чувственных этих очах? Не радость, увы. А скорее — печальная нежность. …И словно рождается в ямочках щек та грусть, что ее существом овладела, И кажется: прелесть исходит, как свет, из этого хрупкого, нежного тела… Падают, падают слезы — слеза за слезой. Как миловидна! Вздыхает о чем-то пугливо! Словно склонился красивый цветок над водой, Словно при ветре колышется гибкая ива. Сердцем открытым Би Ганя [41] достойна она, Даже Си Ши [42] не была так нежна и красива!41
Би Гань (XII в. до н.э.) — дядя Чжоу-вана, последнего императора династии Инь. В поэзии его образ олицетворял благородство и непримиримость перед жестокостью. Он порицал Чжоу-вана как деспота и распутного человека. Племянник, объятый гневом, изрек: «Я слышал, что в сердце мудрецов есть семь отверстий». Затем приказал рассечь грудь Би Ганя и вынуть сердце.
42
Си Ши (Си-цзы) — легендарная красавица, обаяние которой, по свидетельству многих поэтов, отличалось естественностью («Без помады, без пудры, — а так неподдельно нежна!» — Су Ши). В годы ее жизни (V в. до н.э.) княжество Юэ вело неудачные войны с княжеством У и полководец Фань Люэ, желая прекратить кровопролитие, отдал Си Ши в дар правителю У. Она же умертвила правителя и возвратилась к Фань Люэ. Разгневавшись на красавицу за непослушание, полководец утопил ее в озере близ Сучжоу. Согласно «Чжуан-цзы», красавица Си Ши была особенно привлекательна, когда, чувствуя сердечное недомогание, хмурила брови.
— Я уже когда-то видел сестрицу, — произнес Баоюй.
— Не выдумывай! — одернула его матушка Цзя. — Где ты мог ее видеть?
— Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, мы знакомы давно и будто встретились после долгой разлуки.
— Ладно, ладно! — махнула рукой матушка Цзя. — Это значит, вы с ней скоро подружитесь.
Баоюй пересел поближе к Дайюй, еще раз окинул ее пристальным взглядом и спросил:
— Ты училась, сестрица?
— Очень мало, — отвечала Дайюй. —
— Как твое имя?
Дайюй ответила.
— А второе?
— Второго нет.
Баоюй смеясь сказал:
— Сейчас я придумаю. Давай назовем тебя Чернобровка. Очень красивое имя!
— Но оно никак не связано с первым, — вмешалась в разговор Таньчунь, которая тоже была здесь.
— В книге «Описание людей древности и современности», которую я недавно прочел, говорится, что в западных странах есть камень «дай», заменяющий краску для бровей, — сказал Баоюй. — А у сестрицы брови тоненькие, словно подведенные. Чем же ей не подходит это имя?
— Опять придумываешь? — засмеялась Таньчунь.
— Так ведь все придумано, кроме «Четверокнижия», — заметил Баоюй и обратился к Дайюй: — У тебя есть яшма?
Никто ничего не понял. Но Дайюй сразу сообразила: «Он спросил, потому что яшма есть у него», и ответила:
— Нет, у меня нет яшмы. Да и у кого она есть?
Едва она произнесла эти слова, как Баоюй, словно безумный, сорвал с шеи яшму, швырнул на пол и стал кричать:
— Подумаешь, редкость! Только и слышно: яшма, яшма. А обо мне не вспоминают! Очень нужна мне эта дрянь!
— У сестрицы тоже была яшма, — прикрикнула на него матушка Цзя, — но ее мать, когда умерла, унесла яшму с собой, как бы в память о дочери. Сестрица положила в гроб все любимые вещи матери, и теперь твоя умершая тетя, глядя на яшму, будет вспоминать дочь. Дайюй не хотела хвалиться, потому и сказала, что у нее нет яшмы. Надень яшму и не безобразничай, а то как бы мать не узнала!
Матушка Цзя взяла яшму из рук служанки и надела Баоюю на шею. Юноша сразу притих.
Пришла кормилица и спросила, где будет жить барышня.
— Переселите Баоюя в мой флигель, в теплую комнату, — ответила матушка Цзя, — зиму барышня проживет под голубым пологом, а весной мы подыщем ей другое место.
— Дорогая бабушка! — сказал Баоюй. — Зачем же вас беспокоить? Я могу спать на кровати за пологом. Мне там будет удобно.
— Ладно, — подумав немного, согласилась матушка Цзя и распорядилась, чтобы за Дайюй и Баоюем постоянно присматривали мамки и служанки, а остальная прислуга дежурила бы по ночам в прихожей. Фэнцзе приказала натянуть там светло-коричневый полог, перенести атласный матрац, парчовое одеяло, словом, все, что необходимо.
С Дайюй приехали всего две служанки: кормилица мамка Ван и десятилетняя Сюэянь.
Сюэянь была слишком мала, мамка Ван чересчур стара, поэтому матушка Цзя отдала внучке еще свою служанку Ингэ. Кроме того, в услужении у Дайюй, как и у Инчунь, не считая кормилицы, четырех мамок и двух служанок, ведавших ее гардеробом, украшениями, а также умываньем, были еще четыре или пять девочек, они мели пол и выполняли самые разнообразные поручения.
Мамка Ван и Ингэ прислуживали Дайюй под голубым пологом [43] , а нянька Ли, кормилица Баоюя, и старшая служанка Сижэнь прислуживали Баоюю.
43
…под голубым пологом. — Имеется в виду большой шелковый навес, занимающий большую часть помещения. Под ним находились ложе и домашняя утварь. В жаркие дни такие пологи расставлялись во дворах для защиты от мух и комаров.
Сижэнь, собственно, была в услужении у матушки Цзя, и настоящее ее имя было Хуа Жуйчжу. Но матушка Цзя обожала Баоюя и отдала добрую и преданную Жуйчжу внуку, опасаясь, что другие служанки не смогут ему угодить. «Хуа» — значит «цветок». В одном из стихотворений встречается строка: «Ароматом цветок привлекает людей…» Баоюй прочел это стихотворение и с позволения матушки Цзя стал звать служанку Сижэнь — Привлекающая людей.
Сижэнь была предана Баоюю так же, как и матушке Цзя, когда ей прислуживала. Все ее мысли были заняты этим избалованным мальчиком. Она постоянно усовещивала его и искренне огорчалась, если Баоюй не слушался. И вот вечером, когда Баоюй и мамка Ли уснули, а Дайюй и Ингэ все еще бодрствовали, Сижэнь сняла с себя украшения и бесшумно вошла в комнату Дайюй.
— Барышня, почему вы до сих пор не легли?
— Садись, пожалуйста, сестрица! — любезно предложила Дайюй.
— Барышня очень огорчена, — сказала Ингэ. — Плачет и говорит: «Не успела приехать и уже расстроила брата. А если бы он разбил свою яшму? Разве не я была бы виновата?!» Насилу я ее успокоила.
— Не убивайтесь, барышня, — проговорила Сижэнь. — Вы не то еще увидите! Но стоит ли из-за пустяков огорчаться? Не принимайте все близко к сердцу!
— Я запомню то, что вы мне сказали, сестры, — отозвалась Дайюй.