Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.
Шрифт:
— Ты не шути, — предупредила ее матушка Цзя. — Здесь не река, но все равно глубоко! Иди лучше ко мне!
— Не бойтесь, бабушка! — улыбнулась Фэнцзе. — Ничего не случится!
С этими словами она схватила шест и оттолкнула лодку от берега. Но на середине пруда лодку сильно качнуло, и Фэнцзе, испугавшись, отдала шест лодочнице.
Во второй лодке разместились Инчунь, Баоюй и сестры. Мамки и няньки шли по берегу, следуя за лодками.
— Как жаль, что поломали листья лотосов! — воскликнул Баоюй. — Но зачем их отсюда убрали?
— Чтобы привести сад в порядок! — с улыбкой произнесла Баочай. — Ведь в этом году что ни день, то пиры и гулянья, надо же
— Я не люблю стихи Ли Ишаня [286] , — вмешалась в разговор Дайюй, — но две строки у него мне нравятся, и я вспомнила их, глядя на лотосы:
Запал мне в душу увядший лотос, И слышу только, как дождь шумит…— В самом деле прекрасно! — согласился Баоюй, — Я ни за что не стал бы убирать увядшие лотосы!
286
Ли Ишань (Ли Шаньинь, IX в.) — крупный поэт, писатель и государственный деятель эпохи Тан.
Тем временем подплыли к заливу Лиан. Повеяло холодком. Трава на берегах поблекла, и здесь еще сильнее чувствовалось дыхание осени.
Заметив неподалеку высокое строение, матушка Цзя спросила:
— Это здесь живет барышня Сюэ?
— Здесь, — ответили ей.
Матушка Цзя велела пристать к берегу, поднялась по каменной лестнице и вошла во двор Душистых трав. Здесь воздух напоен был чудесным ароматом. Травы и редкостные лианы зеленели все ярче, по мере того как становилось прохладнее, и на них алели бусины плодов и семян.
В доме было пусто, как в снежном гроте, никаких безделушек, только на столе стояла белая динчжоуская ваза [287] с несколькими хризантемами, а рядом — две книги да чайный прибор. На кровати с простым матрацем и одеялом лежал полог из темного флера.
— Эта девочка, Баочай, чересчур скромна! — вздохнула матушка Цзя. — Почему бы ей не попросить украшения у тети? Мне никто не напомнил, а самой в голову не пришло, что она ничего с собой не привезла из дому.
287
Динчжоуская ваза. — Такие вазы выделывались при династии Сун в округе Динчжоу.
Матушка Цзя велела Юаньян принести сюда несколько старинных безделушек и обрушилась на Фэнцзе:
— До чего же ты мелочная! Неужели ничего не могла прислать младшей сестре для украшения комнаты?
— Мы посылали! — с улыбкой возразили госпожа Ван и Фэнцзе, — а она все вернула.
— Она и дома не очень увлекалась такими вещами, — вставила тетушка Сюэ.
— Это никуда не годится, — покачала головой матушка Цзя. — Так, правда, хлопот меньше, но что скажут родственники, если придут? И потом, если в комнатах барышень все так просто и скромно, нам, старухам, выходит, нужно вообще жить на конюшне! Ведь вы знаете из книг и пьес, как красиво должна выглядеть женская спальня! Наших девочек, конечно, нельзя сравнивать с теми барышнями, которых изображают в пьесах, но если есть чем, почему не украсить комнату? Ведь не обязательно загромождать ее мебелью. Прежде я очень хорошо умела украшать комнаты, но сейчас у меня нет ни малейшего желания заниматься подобными
И матушка Цзя приказала Юаньян:
— Принеси каменную чашу, шелковую ширму и треножник из черного камня. Поставим их на столе, и ничего больше не нужно. А потом принесешь белый шелковый полог с надписями, сделанными тушью, а этот снимешь.
— Слушаюсь! — с улыбкой ответила Юаньян и добавила: — Но эти вещи спрятаны в сундуке, а сундук в верхней комнате, так что придется долго искать. Лучше я сделаю это завтра.
— Завтра или послезавтра — все равно, — кивнула матушка Цзя, — только смотри не забудь!
Посидев еще немного, матушка Цзя отправилась в покои Узорчатой парчи. Здесь ее встретили Вэньгуань и другие девочки-актрисы, справились о здоровье и спросили, какие арии госпожи желают послушать.
— Выберите несколько из тех, которые вы хорошо разучили, — ответила матушка Цзя.
Итак, девочки отправились в павильон Благоухающего лотоса. Но об этом мы рассказывать не будем.
Между тем Фэнцзе привела служанок и сделала необходимые приготовления. На небольшом возвышении справа и слева поставили две тахты, разостлали на них парчовые коврики, положили лотосовые циновки. Перед каждой тахтой стояло по два резных лаковых столика. Были и другие столики, самые разнообразные: в форме цветка бегонии, цветка сливы, листа лотоса, корзинки подсолнуха, одни круглые, другие — квадратные. На каждом столике — курильница и небольшой короб.
На две тахты, стоявшие на возвышении перед четырьмя столиками, сели матушка Цзя и тетушка Сюэ, а госпожа Ван — на стул возле двух столиков внизу. Для всех остальных поставили по одному столику. С восточной стороны села старуха Лю, с западной стороны заняли места по порядку Сянъюнь, Баочай, Дайюй, Инчунь, Таньчунь и Сичунь и, наконец, на самом дальнем краю — Баоюй. Столик Ли Вань и Фэнцзе стоял у перил возле шкафа. Короба с кушаньями на столах имели форму самих столов. Кроме того, перед каждым стоял заморский резной графин из черненого серебра и узорчатый эмалированный кубок.
Когда все расселись, матушка Цзя с улыбкой сказала:
— Выпьем по два кубка вина и будем играть в «застольный приказ».
— Вы уже успели придумать, что будете делать, почтенная госпожа! — улыбнулась тетушка Сюэ. — А нам как быть? Может быть, позволите нам выпить еще немного, мы опьянеем и тоже что-нибудь придумаем?
— Уж очень вы нынче скромны, — ответила ей матушка Цзя. — Заскучали, видно, со мной, старухой?
— Что вы, что вы! — вскричала тетушка Сюэ. — Просто я испугалась, что не сумею выполнить застольный приказ и надо мной станут смеяться!
— Не сумеете, выпьете лишний кубок, — засмеялась госпожа Ван, — захмелеете и отправитесь спать. Тогда вряд ли над вами будут смеяться!
— Хорошо, повинуюсь, — кивнула тетушка Сюэ. — Пусть почтенная госпожа выпьет вина и объявит приказ.
— Разумеется, объявлю! — произнесла матушка Цзя и осушила кубок.
Фэнцзе вскочила с места, подбежала к матушке Цзя и сказала:
— Уж если играть в застольный приказ, пусть распоряжается Юаньян.
И все поняли, что приказ, который собирается объявить матушка Цзя, придумала Юаньян.