Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.

Цао Сюэцинь

– Ай! Это вы все сами придумали! – воскликнула Юаньян, прищелкнув языком, и покраснела от смущения. – Ох, и вытру я свои грязные руки о ваше лицо!

Она встала и потянулась руками к Фэнцзе.

– Дорогая сестра! – притворившись испуганной, взмолилась Фэнцзе. – Извини меня!

– Если бы даже Юаньян захотела перейти жить ко второму господину Цзя Ляню, сестра Инъэр ей никогда не простила бы этого! – рассмеялась Хупо. – Вы только поглядите, она не съела и двух крабов, а уже успела выпить два блюдца уксуса! [274]

274

Два

блюдца уксуса. – Намек на то, что Пинъэр ревнива, так как уксус у китайцев являлся символом ревности.

Пинъэр, чистившая жирного краба, вскочила и хотела мазнуть им Хупо по лицу.

– Сейчас я тебе покажу, болтушка! – в шутку напустилась она на девушку.

Хупо, смеясь, увернулась, и Пинъэр угодила крабом прямо в щеку Фэнцзе.

– Ай-я! – вскрикнула Фэнцзе от неожиданности.

Все громко расхохотались.

– Ах ты дохлятина! – рассердилась Фэнцзе, но тут же, не выдержав, рассмеялась. – Так объелась, что ничего не видишь! Меня вздумала мазать?

Пинъэр поспешно вытерла Фэнцзе щеку и побежала за водой.

– Амитаба! – воскликнула Юаньян. – Это вам в наказание за то, что вздумали шутить надо мной!

– Что там у вас случилось? – раздался голос матушки Цзя, которая услышала шум и смех на террасе. – Расскажите, мы тоже посмеемся!

– Вторая госпожа хотела у нас стащить краба, а Пинъэр рассердилась и измазала ей лицо, – ответила Юаньян, – вот они и подрались.

Матушка Цзя и госпожа Ван рассмеялись.

– Вы бы хоть пожалели ее, – сказала матушка Цзя, – неужели не видите, до чего она тощая да хилая? Дали бы и ей немного попробовать.

– Хватит с нее и клешней, – со смехом ответили Юаньян и остальные служанки.

Между тем Фэнцзе успела умыться, вернулась в павильон и опять стала прислуживать матушке Цзя.

Болезненная Дайюй съела лишь две клешни. Матушка Цзя тоже была осторожна. Вскоре все вымыли руки и отправились любоваться цветами, рыбками в пруду, гулять и развлекаться.

– Ветер поднялся, – сказала госпожа Ван матушке Цзя, – вам лучше вернуться домой. А завтра, если будет желание, можно снова сюда прийти.

– Я об этом подумала, – согласилась матушка Цзя, – только не хотела своим уходом портить всем настроение. Но раз и ты так считаешь, давай уйдем.

Она обернулась к Сянъюнь и сказала:

– Смотри, чтобы брат Баоюй не съел лишнего!

– Непременно! – кивнув головой, пообещала Сянъюнь.

– И вы не очень-то увлекайтесь, – обратилась матушка Цзя к Баочай и Сянъюнь. – Крабы хоть и вкусны, но пользы от них никакой. Только живот может разболеться, если не знать меры.

– Конечно! – поддакнули девушки.

Проводив матушку Цзя и госпожу Ван до ворот, они вернулись и приказали снова накрыть столы.

– Пожалуй,

не стоит, – заметил Баоюй, – давайте лучше займемся стихами. А посреди павильона надо поставить большой круглый стол, подать вино и закуски, пусть каждый ест и пьет сколько хочет. Так куда интереснее.

– Совершенно верно, – поддержала его Баочай.

– Все это так, – заметила Сянъюнь, – но вы забыли о служанках.

– Для них накроем отдельный стол, – ответили ей.

Сянъюнь распорядилась накрыть еще стол, положила на блюдо горячих крабов и предложила Сижэнь, Цзыцзюань, Сыци, Шишу, Жухуа, Инъэр и Цуймо занять места.

На склоне холма в тени коричного дерева разостлали два цветных коврика, расставили вино и закуски и усадили там младших служанок, наказав им быть наготове на случай, если они понадобятся.

Затем Сянъюнь достала листок с темами для стихов и булавками приколола к стене. Но, прочитав, все дружно заявили, что темы совсем незнакомые и малопонятные и сочинять стихи будет трудно. Тогда Сянъюнь заявила, что задавать рифмы не станет.

– Вот и хорошо, – заметил Баоюй. – Не люблю заданные рифмы.

Дайюй не очень нравились крабы, да и вином она не увлекалась, поэтому приказала принести табуретку, села у самых перил и забросила удочку в пруд. Баочай, облокотившись о подоконник, срывала лепестки с веточки коричника, которую держала в руке, и бросала в пруд, наблюдая, как их хватают рыбки.

Сянъюнь, постояв в раздумье, подошла к Сижэнь и девочкам-служанкам, велела им расположиться на склоне холма и угощаться.

Таньчунь, Сичунь и Ли Вань, прячась в тени ивы, наблюдали за цаплями и проносившимися над водой чайками. Неподалеку под кустом жасмина устроилась Инчунь и от нечего делать накалывала иголкой лепестки цветов.

Понаблюдав, как Дайюй удит рыбу, Баоюй подошел к Баочай, поболтал с нею, пошутил, затем направился к столу, возле которого стояла Сижэнь, лакомившаяся крабами, и выпил немного вина. Сижэнь быстро очистила краба и сунула ему в рот.

В это время к столу подошла Дайюй и взяла в одну руку чайник из черненого серебра, а в другую – хрустальный бокал с резьбой в виде листьев банана. К ней подбежали служанки, чтобы налить вина.

– Ешьте, – сказала Дайюй. – Я сама налью.

Она наполнила кубок до половины, но, когда заглянула в него, оказалось, что это желтая рисовая водка.

– Не годится, – заметила она, – нужно подогретое гаоляновое вино. У меня от крабов изжога!

– Вот подогретое вино! – отозвался Баоюй и велел служанкам принести чайник с вином, настоянным на листьях акации.

Дайюй отпила глоток и поставила кубок на стол. К ней подошла Баочай, взяла со стола другой кубок, отпила немного и тоже поставила. Затем взяла кисть, обмакнула в тушь, зачеркнула на листе название «Вспоминаю хризантему» и написала «Царевна Душистых трав».

– Дорогая сестра! – поспешил сказать Баоюй. – Только не бери второе стихотворение, я уже придумал для него четыре строки.