Сон в Нефритовом павильоне
Шрифт:
И вот в небе засверкали огни Семизвездья, по водяным часам наступила четвертая стража. На западе появились две синие птицы, небесные существа медленно подлетели к павильону и опустились на перила. Голубое Облако воскликнул:
— Прибывает Повелительница Запада богиня Сиванму!
Послышалась небесная музыка, и к павильону на луанях приблизились две феи — в их волосах семь драгоценных каменьев, на них многоцветные юбки, подхваченные поясами с жемчужными подвесками. Феи сошли с луаней и направились к императору. Он встал и приготовился к приветствиям, но феи проговорили:
— Мы служанки Повелительницы Запада, а наша госпожа — вот она!
Сын Неба посмотрел, куда указали феи: там небо затянула тончайшая дымка, появилось
Голубое Облако вместе с магами спустился к подножию павильона, чтобы приветствовать гостью и проводить ее в залу. Сын Неба, сложив на груди ладони, склонился перед Сиванму и пересел на второе место, обратившись теперь лицом на запад. Десять небесных дев расположились возле своей госпожи. Только теперь император поднял глаза на Повелительницу Запада: молодое красивое лицо, безыскусные манеры, вся она что прекрасный цветок, волосы отливают изумрудом, глаза светлые и чистые, будто осенняя река.
Сын Неба обратился к небесной гостье:
— Тысячу лет назад вы вместе с чжоуским князем напевали «Белые облака», но ваше лицо и сегодня молодо и прекрасно. Поведайте нам о радостях жизни в Небесной столице!
Улыбнулась Сиванму.
— Как странно: небесный конь не успел выщипать траву, что растет возле моего жилища под Персиковым древом, а в мире людей пролетела уже тысяча лет!
Сын Неба подивился ее словам и вдруг заметил, что в павильоне появились неизвестный юноша верхом на олене и старец с корзиной, наполненной травой. Повелительница Запада молвит:
— Этот юноша — мой сосед Ань Ци-шэн, а старца зовут Чисун-цзы, он собирает травы под горой Тайшань. Оба тоже ваши гости сегодня.
Сын Неба приветствовал прибывших и усадил их на третье место и на четвертое место. Сиванму обратилась к ним:
— Что же принесли вы в подарок повелителю великой Минской империи? Чем отличите вы его за добродетели?
Ань Ци-шэн с улыбкой вынул из рукава красный плод и протянул императору.
— Это небесный жужуб. [286] Стоит вкусить его, — вы забудете о чувстве голода и проживете пятьсот лет.
286
Жужуб — китайский финик.
За ним к Сыну Неба подходит старец Чисун-цзы.
— Я житель гор, меня убаюкивает свист ветра в сосновых ветвях, питаюсь я сосновыми иглами, потому никогда не хвораю и сохранил бодрость и живость до старости, ведь мне как-никак пятнадцать тысяч лет. В корзине у меня сосновые иголки, дарю их вам.
Он передал императору свою корзину, а Сиванму улыбнулась и вымолвила:
— В саду у себя я вырастила персиковые деревья, да озорник Дунфан Шо [287] утащил их плоды. Осталось всего пять персиков, их я принесла вам в дар. Стоит съесть их простому смертному — он проживет пять тысяч лет!
287
Дунфан Шо (II в. до н. э.) — литератор, своего рода привилегированный шут при ханьском императоре У-ди. Впоследствии стал героем многочисленных преданий.
Она приказала служанкам преподнести плоды Сыну Неба. Те положили персики на подносы, украшенные драгоценными каменьями, и выполнили повеление госпожи. Император с поклоном принял подарок и спрашивает Повелительницу Запада:
— Многим ли людям удалось обрести
Усмехнулась Сиванму.
— К небожителям ведут три пути: первый недоступен смертным, второй — через мудрость, третий — через святость!
— Почему же ханьский У-ди и циньский Ши-хуан не удостоились бессмертия, если всю жизнь свою они посвятили отысканию путей к нему?
Сиванму вопросительно глянула на Ань Ци-шэна.
— Кто такие эти У-ди и Ши-хуан?
— Ханьский У-ди — это Лю Чэ, циньский Ши-хуан — это люйский Чжэн. [288]
— Оба они были и остались смертными, — проговорила Сиванму. — Глупый Лю Чэ, чтобы привлечь внимание небожителей, собирал в медные подносы росу, но на берегах Фэньшуй вовремя одумался, потому в памяти людей он слывет великим. Люйский Чжэн, тот спалил лучами солнца пятьсот невинных юношей и девушек и закопал живыми в горах Лишань мудрейших людей своего государства — только глупец может после этого мечтать о бессмертии! Этот люйский Чжэн, [289] ваш циньский Ши-хуан, — злодей, каких и вообразить трудно!
288
Лю Чэ и Чжэн — собственные имена ханьского императора У-ди и циньского Ши-хуана; называя их личными, а не храмовыми (под которыми эти деятели вошли в историю) именами, небожитель демонстрирует свое к ним пренебрежение.
289
…этот люйский Чжэн… — злодей… — В числе преступлении Цинь Ши-хуана, собственное имя которого — Ин Чжэн, вменявшихся ему в вину позднейшими историками, особенно часто фигурирует то, что он сжег конфуцианские книги и закопал живыми в землю свыше четырехсот находившихся в оппозиции к нему ученых. Называя Цинь Ши-хуана «люйским», Сиванму указывает на его «незаконнорожденность» (подлинным отцом его считается сановник Люй Бу-вэй).
Сын Неба в сомнении покачал головой.
— А нам говорили, будто вы посетили ханьского У-ди в его Дворце Увядших Цветов и подарили ему семь небесных персиков, — значит, это неправда?
Нахмурилась Сиванму.
— Выдумка! Если бы У-ди получил от меня чудодейственные плоды, [290] осенний ветер не завывал бы над его могилой.
— Почему же нас вы удостоили этого подарка? — спросил Сын Неба.
Сиванму уважительно отвечает:
— Вы родились не в пыльном земном мире, а в небесах, куда и вернетесь в свой срок, чтобы занять свое место среди обитателей Нефритовой столицы.
290
Если бы У-ди получил от меня чудодейственные плоды… — Согласно преданиям, У-ди искал эликсира бессмертия, окружал себя даосскими магами, но к концу жизни понял тщету своих мечтаний.
Довольный Сын Неба повелел, улыбаясь, принести чай. Однако гости не прикоснулись к угощению. Тогда император воскликнул:
— Начать песни и танцы!
Тотчас в сопровождении лютни зазвучала песня «Облачные ворота», запела флейта Цзы Юань, заиграла свирель Ван Цзы-цзиня, начались танцы, замелькали зеленые рукава женских нарядов, чарующие звуки музыки поплыли в небеса. Сын Неба ликовал, упиваясь зрелищем, ласкавшим его глаза и уши. Неожиданно ему доложили: наступила пятая доля пятой стражи, и Сиванму, Чисун-цзы и Ань Ци-шэн заторопились в обратный путь. Трижды император пытался удержать их, но они были непреклонны: сели на пестроцветные облака и уплыли на них, подгоняемых свежим ветром, в голубую даль. Долго в высях продолжала звучать небесная музыка, и слышались хвалы императору.