Сон в ночь Таммуза
Шрифт:
Смущение, связанное с блокнотом, обернулось навязчивым страхом, что кто-либо заинтересуется зашифрованными в его записях тайнами его души, самыми глубинными и заветными. И вот же, Белла, столь презираемая Оритой и называемая ею «глупая малая гусыня», явно проникает в эти тайны, этак шутя, словно бы просвечивает их лучами рентгена.
– Я знаю, дорогой мой, – шепчет Белла, – я знаю, что ты обманываешь меня… Я знаю, что все мы для тебя как некий сырой материал… Как написано в молитвеннике на Судный день… Ибо вот мы как глина в руках Творца. По собственному твоему желанию ты удлиняешь или сокращаешь… Пока не найдешь исправление… И я знаю, что ты его найдешь. И при всем при этом мне так хорошо, когда я слышу из твоих уст, что я – твоя единственная муза. Эта ложь, дорогой мой, произнесенная твоими устами, становится правдой. Самой большой правдой в моем мире.
– Надеюсь, что в темноте она не заметила этого, – думал Габриэль, чувствуя свое пылающее лицо, которое на всякий случай повернул в сторону трех белых лилий в вазе. И еще долгое время, после того, как Белла спохватилась, взглянув на часы, вскочила, оделась, легко коснулась губами его губ, взбежала по ступенькам, и стук ее каблучков затих, Габриэль недвижно сидел, не отрывая
Так оно. Все эти умники, ученые, оригинально мыслящие, и особенно Орита, которая всех их превосходила остротой глаза и язычка, так, что секла головы направо и налево, барахтались на поверхности. А Белла, несчастная «глупая малая гусыня», относимая Оритой к серой массе вне ее, Ориты, круга жизни, была во сто раз проницательней их всех. Нельзя сказать, что Орита чуралась Беллы. Орита, красавица, дочь Верховного судьи, кавалера Почетного легиона Британской империи, приглашаемая на все приемы во дворец Верховного наместника, даже стремилась показать всем великим и важным, что вообще не считается с общественным мнением и делает все, что ее сумасбродной душе угодно. Например, могла пригласить отцовского водителя Дауда в гостиницу «Царь Давид», посадить его рядом с собой за стол всех великих мира сего, или при посещении могилы Рахели вместе с профессорами взять с собой абсолютно безграмотную старуху-прислужницу по дому. Но это только, если ей хотелось совершить нечто наперекор всем, хотя при этом было понятно, что и шофер и прислужница чувствовали, какая честь им оказана, знали истинное свое место и уважали ту щедрую руку, которая точно так же, как возвышала, могла и осадить. Как говорится, пусть невидимо, но «классовые барьеры» тщательно соблюдались. А «глупая малая гусыня» питала иллюзию, что сможет эти барьеры разрушить, стать вровень с Оритой, выразить желание сблизиться с ней. Эта дерзость привела Ориту в ярость, но ненадолго. Однажды потерпев унизительное поражение, «глупая гусыня» больше и не пыталась с ней сблизиться, и как бы вернулась в свое обычное серое состояние. Тут Орита забыла ее дерзость, в душе ее даже проснулось теплое чувство к «гусыне». Она даже готова была признать, что за исключением чудовищной одежды и ужасного вкуса, можно сказать о «гусыне», что она довольно симпатична, что у нее даже весьма красивые глаза и аристократический абрис лица, но вот гусиная походка все портит, не говоря уже о ее «крякающей» личности.
Странно, что всё это мельком пронеслось в голове Габриэля при долгом разглядывании с явным наслаждением лепестков белых лилий, как некого воплощения мечты Творца. Ведь именно Орита была той, кто познакомил его с Беллой в кафе «Канкан».
Хозяином кафе был «здоровяк Песах», как его прозвали семинаристы и студенты школы «Бецалель», питавшиеся у него, кто за деньги, кто в кредит. Еще до того, как он стал «толстяком Песахом» и расширил территорию кафе, присоединив к нему несколько соседских кафе, не пользовавшихся успехом, в тот день добросердечный Песах отнесся к парочке – Орите и Габриэлю – с особым почтением. Он буквально рассыпался в комплиментах перед Оритой.
– Еще раз большое спасибо от всего сердца, от супруги моей и меня, вам, госпожа, и отцу вашему, почтенному судье Верховного Суда, – говорил он, улыбаясь во весь рот, полный коротких зубов, подавая кофе. Все эти слова «госпожа», «почтенный судья», арамейское «омка делиба»(«от всего сердца») могли показаться шутливыми остротами, если бы не звучали из уст человека, верного традициям, по отношению к людям, живущим по свободному, как порхание бабочки, движению души. Орита с потрясшим Габриэля умением приняла этот язык, ответив в том же стиле:
– Здоровья и успеха вам, уважаемый господин, от имени моего отца и учителя, и от меня, его дочери, скромной и «кошерной», с пожеланиями успеха от всего сердца(«мэ омка делиба»).
И тут все вокруг грохнули. Песах был настолько рад, что тут же принес им за счет кафе блюдо семечек и фисташек. И тут Габриэль впервые услышал из уст Ориты имя Беллы. Оказывается, избыточная почтительность Песаха объяснялась тем, что супруга его Белла была принята отцом Ориты на работу секретаршей не в бюро Верховного Суда, а по частному проекту, которым судья занимался, исследуя отношение евреев в мусульманской Испании к проблеме гомосексуализма, согласно существующей литературе и, в частности, юридическим источникам. Исследование это должно было быть опубликовано в номере ежеквартальника «Британского императорского общества», целиком посвященном средним векам. Беда в том, что Белла недостаточно хорошо знает английский. Причем, до такой степени, что судья не может вообще на нее полагаться. С другой же стороны, она превосходно разбирается в средневековой литературе на иврите. Познакомившись с ней, судья решил прекратить дальнейшие поиски кандидаток еще и потому, что Белла очень рано потеряла отца, и мать, нищая вдова, с пятью детьми, вынуждена была с утра до ночи, мыть посуду и полы, стирать белье в чужих домах. В свои неполные тринадцать лет Белла, как самая старшая из детей, уже работала, помогая семье, в доме матери Верховного судьи. Он-то и обратил внимание, что малышка в каждую свободную минуту заглядывает в любую книгу, подвернувшуюся ей под руку и, буквально замерев на одной ноге, не отрывается от чтения до такой степени, что не слышит из кухни призывов хозяйки, ни шороха приближающихся к ней старушечьих шагов. Мать судьи и определила ребенка в приютский дом, а он, насколько это возможно тайком, помогал ее матери. Когда старуха решила определить Беллу в приютский дом, обнаружилось, что мать Беллы не так уж нища, что есть у нее доходы от принадлежащих ей квартир, которые она сдает в наем. Доходы, в общем-то, небольшие, но достаточные для существования. Но вдова ни за что не хотела оплачивать учебу дочери и даже нагло требовала возврата денег, которые старуха тратила на эту учебу. Старуха выгнала вдову из дому, хлопнув за нею дверью. И даже погрозила вызвать полицию. Все это не помешало судье помогать вдове тайком от своей матери, главным образом, из жалости к Белле. Когда же в семнадцать лет Белла покинула детский дом, вдова удостоилась большой победы в деле будущего своей дочери. Надо было позаботиться, чтоб дочь, покинувшая сиротский дом в одном платье, с небольшим узелком в руках, с полным отсутствием шансов на «приличного жениха», могла,
Обнаружил беглянку никто иной, как брат вдовы, тот самый ученик ешивы.
В полночь, возвращаясь после молитвы у Стены плача, он услышал к собственному потрясению громкий смех племянницы, доносящийся из кафе «Канкан». Осторожно заглянув в окно, он увидел Беллу в компании хозяина кафе «здоровяка Песаха» и еще каких-то парней и девушек, справляющих этакий полночный пир веселых и беззаботных бездельников, пьющих, закусывающих и хохочущих во всё горло. Потрясенный до глубины души, братец тут же помчался сообщить обо всем сестре. Известно, что «здоровяк Пе-сах» человек добрый, выполняющий заповеди по-своему, вовсе не глубоко верующий, водит дружбу со всеми этими неверующими семинаристами и студентами художественной академии «Бецалель», которые заполняют его кафе. Но будь он абсолютным праведником, что поделывает девушка, одинокая сирота, в полночь в компании известных всему городу да и миру безродных атеистов? И он, ее брат, ни при каких обстоятельствах не будет лгать своему раввину, прося его помочь племяннице в «выдаче замуж».
Непричесанная, с глазами, красными от сна, она долго не отходила от испуга, вызванного стуком и криками брата, долго не брала в толк, о чем речь. Лишь после того, как братец, этот наивный болван, день и ночь молящийся у Стены плача, пятый раз повторил, что ни за что не обратится к своему раввину, она наконец-то открыла рот:
– Осел ты этакий! Да кто тебя просил обращаться к твоему раввину? Я не знаю, что ты видел и что ты слышал в кафе, но нашу Беллу, несчастную сиротку, ты не мог там ни видеть и ни слышать! Тебе это просто показалось. Ученик ешивы, отмолившись в полночь у Западной стены, проходит мимо кафе «здоровяка Песаха», слышит голоса, особенно женские, и ему чудится среди них голос Беллы, и ему чудится, что он видит ее лицо! Не хочу видеть твоей физиономии и слышать твой голос! Иди, проспись, и никогда, слышишь, никогда не буди меня среди ночи. Так же можно получить сердечный приступ. Ты еще доведешь меня своим болезненным воображением до такого приступа, который желаю всем ненавистникам Израиля!
Обалдевший, бормочущий слова молитвы, братец был вытеснен из дома. Щелкнул в дверях замок. Внезапно ослабев, он упал на колени, ощущая себя на грани безумия. С одной стороны, он был уверен, что видел и слышал Беллу в кафе, с другой стороны, его ввергли в ужас слова сестры. Ведь и вправду написано в книгах о чертях и всяческих других порождениях сатаны, Господи, спаси и помилуй, которые наводят всяческую порчу, туманят чувства, но какую молитву он должен произнести после полуночи, чтобы отогнать всю эту нечисть, он забыл. Надо было что-то немедленно сделать. Преодолев слабость, он вскочил на ноги с твердым решением бежать обратно, зайти в кафе «Канкан» и поговорить с Беллой лицом к лицу. Но кафе уже было закрыто. Оставалось вернуться домой, в постель, чтобы дать отдых телу, а главное, измученной сомнениями душе. Но всю ночь он так и не смог заснуть. Следовало обратиться к раввину со всеми своими сомнениями, не брать грех на душу. Дядя Беллы ворочался с боку на бок, обдумывая случившееся, и так, и этак, и со всех сторон. После ночных мучений и утренней молитвы «Криат Шма» он пришел к выводу, что заповедано ему – возвращаться к кафе ночь за ночью, пока не услышит голос Беллы и не увидит ее лица, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз.
Сестра же его не собиралась ждать даже следующего дня. В ранний час, когда братец, прочитав молитву, наконец-то уснул после бессонной ночи, она двинулась в кафе «Канкан» с твердым намерением разобраться на месте со «здоровяком Песахом» по поводу своей дочери. В воображении она вначале даже видела себя таскающей за волосы свою дочь домой. Но потом слегка остыла, вспомнив, что дочь-то уже выросла и вполне в силах оттаскать за волосы мамашу. Следовало «побеседовать» с Песахом до прихода клиентов.
Кафе еще было закрыто, но приоткрыта дверь в кухню. Вдова на цыпочках прокралась внутри, поглядывая по сторонам, готовая к любой неожиданности. И неожиданность эту она ощутила как нож в спину. «Здоровяк Песах», закатав рукава, дирижировал всей рабочей братией, готовящей завтрак. Увидев бедную вдову, он не смутился, не выгнал ее, мешающую ему работать в эту «горячую» утреннюю пору, а поприветствовал ее во всю ширину своей улыбки, предложив столик. Без колебаний он тут же выложил ей всё о Белле. Выйдя из приютского дома, она с подругой сняла комнату у одной старухи-йеменки. Так как Белле нужны деньги, чтобы продолжать учебу, она и работает в кафе с четырех после полудня до полуночи. Он сам, лично, провожает ее до дома, чтобы с ней ничего плохого не случилось по дороге. Более того, после целого месяца ухаживаний, вчера Белла согласилась выйти за него замуж. Так что мама Беллы пришла вовремя. И он ее поздравляет с тем, что дочь ее Белла, бедная сирота, без всякого приданного, обретет в мужья человека, который даст ей все, что необходимо для счастливой жизни. Всё это ощущалось неким уколом в сердце вдовы. Как же после этого она сможет содержать остальных деток. И именно сейчас, когда Белла покинула приютский дом и, в связи с этим, перестала поступать помощь от судьи. И тут она начала жаловаться новоиспеченному жениху, естественно преувеличивая все свои беды. Жених не был удивлен всему этому. Белла предупреждала его и просила не иметь никаких дел с ее матерью. Не долго думая, он пришел к такому же решению, как и судья: тайно помогать вдове при условии, что она и не заикнется об этом Белле. Одно ее слово, и он прекратит всякую помощь. Так сумела вдова не только выдать дочь без приданного, но еще и получить за это оплату.