Сон ведьмы
Шрифт:
С необъяснимым чувством печали я взглянула на донью Мерседес. Она надела тёмные очки, и я не могла видеть выражения её глаз. Она сложила свои руки на груди, обнимая себя, словно замёрзнув на холодном ветру.
Я пыталась рассказать ей, как я понимаю теперь истории, которые успела услышать, а она внимательно слушала.
— Ты показываешь мне различные способы манипуляции той силой, которую Флоринда называла намерением, — сказала я.
— Привести её в движение — это не то же самое, что манипулировать ею, — поправила она меня, по-прежнему обнимая себя, — я пыталась сделать большее. Как я уже говорила, я подставляю
— Как в случае Эфраина Сандоваля? Он, конечно, ничего не делал для того, чтобы с ним случилась подобная перемена. Но зачем мне надо было быть в его тени? — спросила я.
— Как колесо случая передвинулось для него? Он не двигал его сам, и всё же его жизнь изменилась. Я хочу, чтобы ты почувствовала это изменение, почувствовала это движение колеса.
Я уже напоминала тебе, что это призрак, дух Ганса Герцога передвинул колесо для него. Так же как Виктор Джулио в момент смерти повернул колесо случая, погубив жизнь Октавио Канту. Ганс Герцог передвинул это колесо после своей смерти и обогатил жизнь Эфраина Сандоваля.
Донья Мерседес сняла очки и посмотрела мне в глаза. Затем раскрыла рот, собираясь что-то добавить, но вместо этого улыбнулась и встала со скамьи, — месса скоро закончится, — сказала она, — встретим Канделярию у церковных дверей.
Часть шестая
21
— Музия, ты здесь? — шепнула Мерседес Перальта, бесшумно открывая дверь в мою комнату. В слабом свете настольной лампы она выглядела настоящей ведьмой. Её наряд состоял из длинного чёрного платья и широкополой фетровой шляпы, которая скрывала половину её лица.
Не включай свет, — сказала она, увидев, что я потянулась к выключателю, — не выношу резкого света, — она села на мою постель. Её брови были задумчиво нахмурены, руки бесконтрольно разглаживали морщинки на моём одеяле. Она пристально взглянула мне в лицо долгим немигающим взором.
Я застенчиво провела пальцами по своим щекам и подбородку, стараясь понять, что же здесь не так.
Хихикая, она отвернулась к книжному столику и начала аккуратно складывать мои тощие блокноты, — прямо сейчас мне нужно уезжать в Чуао, — наконец сказала она, её голос был тревожным.
— В Чуао? — спросила я, — в этот час? — увидев её решительный кивок, я добавила: — мы застрянем в грязи, если пойдёт дождь, — деревня Чуао находилась на побережье по крайней мере в часе езды от Курмины.
— Дождь будет, — небрежно произнесла она, — но в твоём джипе мы не застрянем, — она села, сгорбившись, на ночной столик и закусила нижнюю губу, раздумывая над тем, что ещё сказать, — я должна быть там сегодня вечером перед полуночью, — произнесла она тоном, который выдавал скорее срочность, чем желание, — я еду за некоторыми растениями, которые надо срывать только этой ночью.
— Сейчас одиннадцатый час, — сказала я, указывая на светящийся циферблат своих часов, — мы не успеем к полночи.
Улыбаясь, донья Мерседес достала мои джинсы и рубашку, висевшую в изголовье моей кровати, — мы заставим
Когда мы выехали из города, по джипу забарабанили крупные капли дождя. За секунду дождь превратился в сплошную стену, плотную и тёмную. Я сбавила ход, не в состоянии разглядеть дорогу. Меня раздражал скрип «дворников», очищавших стекло, которое тут же заливало снова. Деревья по сторонам дороги смутно маячили то рядом с нами, то выше нас, создавая впечатление того, что мы проезжаем через туннель. Лишь прерывистый одинокий лай собаки указывал на то, что мы проехали мимо какой-то хижины.
Ливень окончился так же резко, как и начался, но небо оставалось пасмурным. Облака нависали гнетуще низко. Я не сводила глаз с ветрового стекла, увёртываясь от лягушек, которые, ослепнув от света фар, прыгали через дорогу.
Стоило нам свернуть на дорогу, ведущую к побережью, и облака исчезли как по мановению волшебной палочки. Луна сияла ярко и таинственно над плоской равниной, где бриз мягко раскачивал редкие деревья. Их листва отливала серебром в нереальном свете.
Я остановилась на середине перекрёстка и вылезла из джипа. Воздух, тёплый и влажный, пахнул горами и морем.
— Почему ты остановилась здесь, Музия? — спросила Мерседес Перальта, её голос наполняло изумление. Она вышла из машины и остановилась передо мной.
— Я ведьма, — объяснила я, глядя ей в глаза. Я знала, что если расскажу ей о моём простом желании размять ноги, она не поверит мне, — я родилась в местечке, похожем на это, — продолжала я, — где-то между горами и морем.
Мерседес Перальта хмуро оглядела меня, а потом в её глазах заблестел юмористический, восторженный огонёк. Неудержимо расхохотавшись, она села на мокрую землю и потянула меня за собой, — возможно, ты не родилась, как все нормальные люди, может быть куриоза потеряла тебя на своём пути через небо, — сказала она.
— Что такое куриоза? — спросила я.
Она ободряюще посмотрела на меня и объяснила, что куриозы — это ведьмы, которые совершенно не интересуются явными аспектами колдовства: символическими вещами, ритуалами и заклятиями, — куриозы, — прошептала она, — это существа, озабоченные вещами вечными. Они, как пауки, плетут тонкие невидимые нити между известным и неизвестным, — она сняла свою шляпу и легла на спину, расположив свою голову точно на середине перекрёстка так, чтобы она указывала на север, — ложись, Музия, — произнесла она, протягивая руки на восток и запад, — макушка твоей головы должна касаться моей, а твои руки и ноги пусть будут в такой же позе, как и у меня.
Лежать голова к голове на перекрёстке было неудобно. У меня было ощущение, что наши скальпы, хотя и разделённые волосами, сплавились вместе. Я повернула свою голову в сторону и к своему великому удивлению заметила, насколько длиннее её руки, чем мои. По-видимому, осознав моё открытие, донья Мерседес подвинула свои руки ближе к моим.
— Если кто-нибудь увидит нас, то подумает, что мы сошли с ума, — сказала я.
— Возможно, — согласилась она, — однако, если найдутся люди, которые обычно прогуливаются по этому перекрёстку в это время ночи, они убегут прочь в ужасе, думая, что увидели двух куриоз, готовых к полёту.