Сон жизни как жизнь сна
Шрифт:
Наверное, мне нужен именно такой акцент, чтобы придать особый статус выводу о правильности поступка. Прохожие понимающе кивают головами. Щуплый дедулечка даже бросается обниматься. Улыбаюсь, глядя в витрину, и облечено вдыхаю свежий утренний воздух.
Тут же возвращаюсь в начало СНА-б и… перехожу в сон следующий.
СОН-в
Поворачиваюсь к Вахтанговскому театру. К его правой стене примыкает большая, огороженная высокой металлической решеткой строительная площадка.
Хозяин уже открыл свою лавку. Некоторое время изучаю витрину, а потом вхожу в магазин. Передо мной – крохотное пространство. Слева от двери – стена, а справа и напротив – витрины, заполненные продуктами. Витрины старомодные, такие когда-то были в старом Елисеевском магазине – высокие и покатые. Внутри правой витрины разложены куски парного мяса, сала и мороженой рыбы. В центре за стеклом – молочные продукты с огромным сырным разнообразием. Рядом – бакалея. Внимательно изучаю товары. Пытаюсь понять, зачем пришла в магазин? Что мне нужно?
Природа вопросов проста. В моем кошельке – это я знаю точно – только 150 рублей (килограмм самой плохой колбасы). Продавец-кавказец, стараясь услужить, угодливо предлагает мясо, копчености и колбасы. Я понимаю, что просто так уйти без покупки из магазина не вежливо и, заметив аппетитную грудинку по 320 рублей, прошу отрезать мне кусок граммов на 200 – мне хватит на это денег.
Хозяин медленно отрезает кусок и, завернув его в промасленную бумагу, называет цену – 400 рублей. Я в недоумении – как 200 граммов могут стоить больше цены за целый килограмм? На что продавец разводит руками: он отрезал больше, но ведь продукт так хорош, что я не буду на него за это в обиде. Говорю, что у меня нет возможности оплатить, потому что располагаю только 150 рублями. Продавец улыбается: "Женщины никогда не знают точно, что у них есть в сумочках?"
Мне совсем не хочется спорить с ним. Лезу в сумку и нахожу в ней часть 500-рублевой купюры – с цифрой на обрывке. Хозяин довольно потирает руки и забирает мою сумку. Он вытряхивает ее содержимое на прилавок. От такой наглости я…
… почти просыпаюсь с уверенностью, что и это испытание прошла! Выйдя на улицу, расправляю плечи и почему-то с сожалением думаю о том, что, скорее всего, у меня не будет большого просторного дома с зеленой лужайкой, по которой будут носиться радостные и ухоженные собаки…
ПОСЛЕСОНИЕ
Не открывая глаз, "прошлась" по сну.
Понятно, что сны как-то связаны между собой, и хорошо было бы понять не только эту последовательность и логику, но и смысловое содержание. Ясным представляется одно важное обстоятельство.
Если первый сон предлагает мне искус, то второй подтверждает правильность выбора в первом. А смысл прост – я могу рассчитывать только на себя, свои силы и возможности. Есть у меня 150 рублей – надо плясать именно от этой суммы.
Похоже, сон подготавливал меня
В физике, кажется, есть закон сохранения массы. Что-то вроде того, если убыло в одном месте – прибыло в другом. Прошу ученых дядечек не бить меня сильно за вольности с наукой. Только нельзя, заплатив копейку, получить на рубль. Жизнь – не финансовая пирамида. В ней все логично и строго. Если получишь сейчас, придется расплачиваться – возвращать – потом. Зачем? К чему провоцировать судьбу, заставляя наказывать саму себя?
Могу с уверенностью сказать, я – молодец!
СОН
Я в гостях у друзей моих родителей, живущих недалеко от нашего дома. Женщины готовят какой-то грандиозный обед-ужин. Что-то чистится, варится, томится. Все заняты делом – разделывают мясо и рыбу, рубят салаты. Много суеты. Но у меня нет конкретного дела. Тогда мне поручают раскладывать соленья на тарелки. Я вынимаю маринованные огурцы и помидоры из банок. Внешний вид овощей не нравится – они мятые, надтреснутые и какие-то старые. Решаю поискать другие заготовки в погребе в сарае.
Выхожу на улицу и обомлеваю в полнейшей тишине. Ни единый звук не нарушает невероятную красоту неба. В ясной даже пронзительной голубой сини разворачиваются невероятные подвижные картинки.
Распускаются невиданные цветы, причем, со скоростью убыстренной съемки – от ростка к бутону и самому цветку. Плавают, блестя чешуей, экзотические рыбы рядом с торжественными райскими птицами самых невероятных расцветок. То слева, то справа появляются лица – по преимуществу мужские. И что удивительно, точность – фотографическая.
Вид у этого великолепия как на маминых вышивках. Мне даже сдается, что я различаю отдельные стежки шелковой глади. И все подвижно сменяется, разворачивая новые фрагменты каких-то незаконченных или – наоборот – завершенных картин. Образы возникают из синевы и в нее же уходят, освобождая место для новых картин.
Небо завораживает буйством красок и динамикой движения. Подхожу к железнодорожным путям и заглядываю за насыпь – ни единой души. Получается, что никто в мире этой красоты не видит. И тогда я срываюсь с места и несусь в дом. Тормошу всех, сбивчиво объясняя, что на небе творится что-то невообразимо прекрасное, и надо быстро выходит на улицу. Но от меня, как от назойливой мухи, отбиваются. Не до картинок. Надо завершить подготовку. Расстроенная, выхожу на крыльцо.
И в это время, близкое к полудню, резким щелчком небо выключается, и падает ночь. Но не черная, а черно-серая. Небо видно. Но на нем уже нет великолепных картинок. Отсутствуют звезды и луна. Проявляются, словно тени, странные белесые фигурки, похожие на глубоководных рыб – но без голов и хвостов – просто вытянутые сущности с одинаковыми концами. Они двигаются в небе по геометрическим траекториям – эллипсам, квадратам, воронкам, по-прежнему, в безмолвии и безлюдии.
Задрав голову, я наблюдаю за движением этих сущностей, полная сожалений о потерянной райской красоте. В голове – совершенная пустота, гулкая, как глубокий колодец.