Соната для зомби
Шрифт:
Если бы можно было перехитрить своих мучителей, выбежать на край сцены и- в ослепительном сиянии софитов крикнуть в зал всем, кто пришел поглазеть на него: "Упыри! Эгоистичные вампиры!
Вы такие же мертвецы, как и я! Такие же бесчувственные! Разница между нами весьма несущественна!" Но ведь он никогда не решится это сделать...
Он вдруг почувствовал боль. Его голова качнулась - трубочки в шее скрипнули. Звук пощечины гулким эхом откликнулся в просыпающемся мозгу. Изумленный, он открыл глаза.
Какая-то девушка склонилась над ним. Очень молодое лицо. И очень злое. Алюминиевый блеск в глазах.
Вторая оплеуха качнула его голову в другую сторону. Этак она разнесет вдребезги все мои системы жизнеобеспечения...
Он поднял скрещенные руки ладонями вперед. Девушка ударила его в третий раз. Сквозь растопыренные пальцы он видел ненависть в ее глазах.
И вдруг почувствовал - впервые за все эти долгие годы - прилив ярости. И одновременно страшную радость, похожую на радость жизни.
И тогда он схватил девушку за руки. На протяжении последних пятнадцати лет он жил всего семьсот четыре дня (если эти концерты можно было назвать жизнью) и тем не менее оказался еще способен как-то шевелиться, и даже какая-то сила сохранилась в его мышцах. Девушка попыталась вырваться. Он разжал руки и оттолкнул ее. Растирая запястья, она угрюмо смотрела на него, но молчала.
– Если я внушаю вам отвращение, зачем же вы меня включили?
– спросил он.
– Чтобы сказать вам, что вы обманщик. Ваши поклонники ничего не понимают в музыке. А я... я понимаю. Как вам не стыдно принимать участие в этом позорном спектакле?
– Она тряслась от негодования.
– Я слушала вас еще ребенком. Вы изменили всю мою жизнь, и я вам за это благодарна. Но теперь... теперь вы просто приставка к ультрачембало. Или нет... в древности были такие механические пианино... вот чем вы стали, Нильс Бек.
Он пожал плечами, медленно прошел мимо девушки и сел перед зеркалом. Он выглядел сейчас старым и утомленным. Глаза пустые и тусклые. Пустые как беззвездное небо.
– Кто вы такая?
– тихо спросил он.
– Как вы сюда попали?
– Хотите вызвать охрану? Валяйте, зовите. Мне плевать, даже если меня арестуют. Кто-то должен был вам сказать это. Какой позор! Вы притворяетесь живым, притворяетесь, что всего себя отдаете музыке! Неужели вы не понимаете, как это чудовищно? Исполнитель - это же всегда интерпретатор, он творит, он обогащает чужое произведение новым смыслом. А что делаете вы? Какой смысл в механическом повторении одного и того же? Может быть, не следовало вам этого говорить, но вы не развиваетесь от выступления к выступлению!..
Он вдруг осознал, что, несмотря на ее беспощадную прямоту, она ему ужасно нравится.
– Вы музыкант?
– спросил он.
Она пропустила его вопрос мимо ушей.
– На каком инструменте вы играете?
– Он улыбнулся.
– Конечно, на ультрачембало. Почему-то мне кажется, что у вас должно получаться.
– Да уж получше, чем у вас. Чище, честнее.
О Боже, что я здесь делаю?.. Вы мне противны!
– Как же я могу развиваться?
– мягко спросил Бек.
– Мертвые не развиваются.
Но она продолжала говорить, она говорила, что презирает его дутое величие, его фальшивую гениальность... и вдруг замолкла на полуслове, густо покраснела и в замешательстве прижала руки к губам.
–
Она замолчала. Он тоже молчал. Она избегала встречаться с ним взглядом, смотрела на стены, зеркала, себе под ноги. А он... он не сводил с нее глаз. Наконец она вымолвила еле слышно:
– Какая я все-таки дрянь. Глупая и жестокая. Мне даже в голову не пришло, что вам, может быть... Я просто над этим не задумывалась...
– Бек видел, что девушка порывается уйти.
– Вы, конечно, никогда мне этого не простите. Я ворвалась, включила вас, наговорила массу бессмысленных дерзостей...
– Нет-нет, сказанное вами имеет смысл, - возразил он. И, помолчав, добавил: - Но если меня отключить...
– О, не беспокойтесь!
– воскликнула девушка.
– Я сейчас уйду! Какая я дура, что обрушилась на вас со своими обличениями. Этакая юная ханжа, возомнившая, что якобы тоже причастна к высокому искусству! Нильс Бек, видите ли, оказался не таким, каким я себе его представляла!
– Вы не поняли. Я прошу вас меня отключить. Совсем отключить.
Она взглянула на него испуганно:
– Что вы сказали.?
– Отключите меня навсегда. Мне хочется умереть. Вы единственная, кто меня понял. Все, что вы говорили, - это правда, истинная правда. Попробуйте представить себя на моем месте. Я ни живой и ни мертвый, я просто инструмент, который, к сожалению, не утратил способности мыслить, помнит прошлое и невероятно устал. Мое искусство умерло вместе со мной. Мне уже давно .все безразлично, даже музыка, которую я играю... играю с точностью автомата. Вы совершенно правы: я лишь притворяюсь, что служу искусству.
– Но я не могу...
– Вы-то как раз и можете. Пойдемте на сцену, вы мне что-нибудь сыграете.
– Сыграть вам?
Он подал ей руку, она протянула ему свою, но тотчас ее отдернула.
– Да-да, сыграйте, - сказал он спокойно.
– Я не хочу, чтобы меня отключил совершенно мне чужой человек. Для меня это очень важно... важно услышать, как вы играете.
Он с видимым трудом поднялся на ноги. Лисбет, Доротея, Шарон - все они мертвы. Он пережил их, вернее, не он, а его мощи. Древние кости, высушенная плоть. Запах изо рта как у мумии. Бесцветная кровь. Голос, не способный ни плакать, ни смеяться. Просто звук. Просто звук.
Он вышел на сцену, она послушно последовала за ним, туда, где все еще стояла консоль ультрачембало. Он вытащил из кармана перчатки.
– Они вам великоваты, я это учту. Но и вы тоже постарайтесь.
Она натянула перчатки, тщательно разгладила на них каждую морщинку. Села напротив консоли. Он заметил в ее глазах страх, смешанный с восторгом.
Ее пальцы воспарили над клавишами и, как хищные птицы, устремились вниз!
Боже, Девятая Тимиджиена!
Едва прозвучали начальные аккорды, девушка преобразилась. В ее лице уже не было страха. Он всегда исполнял Девятую в более сдержанной манере, а ее, конечно, следовало играть иначе. Так, как играет сейчас эта незнакомка. Она пропустила музыку через свою душу. Потрясающая интерпретация. Некоторые неточности вполне объяснимы и извинительны: не тот размер перчаток, к тому же она не готовилась... И все же она играет прекрасно. Весь зал заполнен звуком.