Соната разбитых сердец
Шрифт:
— Нет, Франческа, не сейчас. Прошу вас, выслушайте меня, — возразил Джакомо. — Найдите способ уйти из дома и оставьте мне записку в нашем колодце на площади. Я оставлю там ту же корзину. Достаточно пары строк, без подписи. Я прочитаю их и приду туда, куда вы скажете. А потом мы отправимся в безопасное место.
— Значит, на площади?
— Да, но теперь вы должны идти, иначе, поверьте, нам придется слишком многое объяснять.
Казанова поцеловал ее в последний раз с бесконечной, пламенной страстью.
— Я люблю вас, Джакомо, — вырвалось у нее.
— И я люблю вас, Франческа. Но теперь уходите, для вашего же блага.
Девушка
Не дожидаясь указаний, Антонио Вендрамин открыл запертую дверь. Франческа выскользнула из ложи как раз в тот момент, когда в зале начали зажигать свет, а публика разразилась аплодисментами.
На сцене автор, Карло Гольдони, склонялся в изящном поклоне, принимая от зрителей восторги, цветы и уверения в бесконечной любви.
Глава 27
Дознание
— Скажи-ка мне, Гретхен, неужели ты в самом деле думала, что я не замечу твою увлеченность Казановой? Потому что если это так, то поверь, ты еще не видела меня в гневе!
Графиня Маргарет фон Штайнберг задавала вопросы ледяным тоном, ее голос звучал словно острейшее лезвие кинжала. Гретхен бросило в жар.
— Простите, что вы сказали, госпожа? — растерянно переспросила она.
— Ты меня слышала, — отрезала графиня, стоя к камеристке спиной и глядя вдаль, на воды Гранд-канала. Огромные окна палаццо были распахнуты, и комнату наполнял запах лагуны, наряду с криками гондольеров, легким шумом волн, криками чаек и теплом солнечного июльского дня.
— Н… но… — пробормотала Гретхен. — Вы же сами сказали мне, что я могу делать с Казановой все, что мне заблагорассудится, — попыталась защититься она.
Графиня продолжала смотреть на Гранд-канал. Потом она покачала головой, как будто ответ служанки не оправдал ее ожиданий.
— Это правда. Но я же не говорила тебе влюбляться в него! Я могу понять легкую симпатию, даже чувственное влечение; в конце концов, в определенном обаянии этому проходимцу не откажешь, я не спорю… Но терять из-за подобного человека голову, Гретхен, это же совсем никуда не годится! Ты не можешь позволять себе такие вольности, понятно? Да и это еще ничего, если бы любовь не лишила тебя рассудка настолько, что ты готова предать меня, лишь бы только защитить Казанову! И это после всего, что я для тебя сделала. Или я ошибаюсь?
Графиня резко обернулась. Ее красивое лицо превратилось в маску жестокости: вместо обычного горделивого спокойствия в глазах сверкали яростные молнии, а застывшая улыбка больше не скрывала чудовища, что таилось под очаровательной внешностью.
— Ты отлично знаешь, кто я и кому я служу, — гневно продолжила она. — Так что не советую тебе мешать моим планам, потому что я не пожалею никого, кто встанет у меня на пути. Даже тебя.
Гретхен попыталась ответить, но графиня тут же перебила ее.
— Я еще не закончила! — вскричала Маргарет, подходя вплотную к своей камеристке. — Ты решила его соблазнить? Да пожалуйста! Хочешь с ним совокупляться? Ради бога! Но не смей влюбляться в этого мужчину, Гретхен, а не то это будет твоей последней ошибкой в жизни, уж поверь! Думаю, не надо напоминать, где я тебя нашла. Ты была жалкой, несчастной, никому не нужной шлюхой. А теперь ты. камеристка благородной дамы. Но все равно всегда останешься моей служанкой!
В одно мгновение
— Мадам, — выдавила она слабым голосом, — я никогда и ничем не нарушила обеты верности, данные вам.
Графиня долго и внимательно смотрела на нее, словно пытаясь пробраться взглядом в самые потаенные уголки души. Гретхен понимала, что не сможет противостоять своей хозяйке — женщине со стальным характером, закаленным дисциплиной и ненавистью. Камеристка не знала подробностей, но за годы службы отлично поняла, что графиня фон Штайнберг занимает высокое положение при императрице Австрии Марии Терезии, и даже более того, играет некую важную роль в ее правлении. Маргарет хранила множество самых мрачных секретов, и Гретхен отлично понимала, что от всего этого стоит держаться как можно дальше.
До недавнего времени она всегда тщательно выполняла поручения хозяйки, которая, в свою очередь, щедро оплачивала ее слепую преданность. Но с того момента, как камеристка оказалась в Венеции и познакомилась с Джакомо Казановой, все изменилось. Казалось, что рядом со знаменитым искателем приключений ее жизнь расцвела яркими красками, в то время как до этого Гретхен знала лишь белый цвет порядка и черный — интриг и коварства. Теперь она готова была не раздумывая променять свое существование, наполненное покорностью и холодным расчетом, на огни Венеции и все ее прелести, скрывающиеся среди мостов и каналов. Однако такой обмен мог дорого ей обойтись.
Графиня наверняка заметила смятение своей камеристки, но то ли из-за того, что все-таки привязалась к ней за долгие годы, то ли, что более вероятно, из показного великодушия решила пощадить ее. В любом случае Гретхен еще может ей пригодиться. Клинок медленно вернулся на свое место: сверкнул в солнечном луче и исчез за плотной тканью корсажа.
Дзаго понятия не имел, что делать дальше. Ну хорошо, он нашел дом, в котором живет Альвизе Дзагури, но вся эта история ужасно ему не нравилась. Дзаго не покидало ощущение, что она гораздо более запутанная, чем казалось поначалу, и это дурное предчувствие не давало ему покоя. С другой стороны, делать было нечего: Гардзони дал четкий приказ выяснить, что произошло, а потому Дзаго тут же двинулся по следу торговца дубленой кожей.
Теперь он стоял перед домом Дзагури: в соответствии с профессией, купец выбрал себежилище неподалеку от моста Риальто — главного сосредоточения венецианской коммерции. Помощник инквизитора огляделся: улица была почти пуста, только двое возчиков переругивались между собой, выгружая товары перед тяжелой дверью элегантного особняка, носившего название Када-Мостро. Осыпая друг друга проклятьями, они пытались решить, кто имеет право первым предстать перед покупателями, заказавшими доставку.
Рядом располагалось гораздо более скромное жилище Альвизе Дзагури: на нем не было никаких скульптурных барельефов и прочих архитектурных изысков, в изобилии украшавших соседние дома. Ни одного герба или медальона — только совершенно пустой, строгий, безликий фасад.