Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
Табба увидела в толпе оцепеневшего Изюмова, любезно помахала ему, затем, поддерживая длинное платье, спустилась, и уже перед самой пролеткой, в которую надлежало сесть, оглянулась и натолкнулась на чей-то взгляд.
Это был Икрамов.
Он стоял в стороне от публики, смотрел на приму отрешенно, бесстрастно.
Бессмертная с помощью полицейских шагнула в пролетку, лошади тут же взяли быстрый ход, и под восторженные крики, аплодисменты и свист кавалькада экипажей покатилась в сторону Владимирской улицы.
К
— Господа, подайте копеечку на кусок хлеба и глоток воды… Сил никаких. Ноги не держат, глотка слиплась. Не пожалейте, люди добрые, копейку, ей-богу подохну. Не думала, что когда-нибудь придется просить милостыню, а вот довелось. Будьте милостивы, господа, подайте на хлеб и воду…
Какая-то жалостливая дамочка бросила ей пятак, другие же проходили мимо, стараясь держаться поодаль от нищенки.
— Господа, много просить не буду. Всего лишь на хлебушек и воду.
Бродяги какое-то время удивленно наблюдали за новоявленной соседкой, затем решительно поднялись, направились к Соньке.
— Пошла геть, гундявка! — приказала баба. — Тут место насиженное!
— Мне бы поесть, — попросила та потресканными губами. — И попить…
— А ты кто такая, босячка, чтоб тут сидеть и портить своим видом господам настроение! — выдвинулся вперед один из мужиков.
— Я — Сонька Золотая Ручка.
— Или у меня в ухе засвербило, или ты гавкнула чтось смешное? — приставил ладонь к уху мужик. — Кто ты?
— Сонька Золотая Ручка.
— Степан! — махнул бродяга подельнику. — Еще одна Сонька объявилась!.. Иди глянь!
Степан, могучий, заросший густой грязной бородой, уставился на Соньку.
— Сонька, говоришь?
— Сонька, — кивнула воровка.
— Та самая?
— Та самая.
Он неожиданно ухватил ее за шиворот, резко вздернул на ноги.
— А ежели Сонька, чего милостыню клянчишь?
— Моя дочка в полиции, — прошамкала Сонька. — Михелиночка.
— А у меня братка в полиции!.. Игнатушка! — заржал Степан. — И что ж, потому я должен наглеть и другим жить мешать?.. Пошла отсюда, прошмандовка! — Он подхватил ее под мышки и поволок в ближнюю подворотню. — Сейчас поглядим, какая из тебя Сонька-Манька!
Двор был глухой, грязный, заставленный старыми деревянными бочками. Степан с размаха швырнул на них Соньку, она сумела подняться, бросилась было бежать, но ее догнали и стали бить.
Били с каким-то непонятным остервенением и радостью — ногами, кулаками, какими-то досками. Она пыталась увернуться
Вскоре она затихла, бродяги удовлетворенно высморкались, отплевались и направились к своему «насиженному» месту, оставив лежать между бочек неподвижное тело женщины.
Таббу определили в «Крестах» в точно такую же камеру, как когда-то ее мать, — мрачную, затхлую, узкую, с обшарпанными стенами, с протекающим рукомойником, с окошком в кованой двери.
Бессмертная в бессилии и ярости мерила камеру широкими шагами из угла в угол, беспомощно смотрела на зарешеченное окошко над головой, прислушивалась к глухим голосам за дверью, вновь принималась ходить, что-то выкрикивая, царапая себе лицо, впиваясь ногтями в штукатурку. Временами она опускалась на колени, давя в себе стон.
Дело Бессмертной рассматривалось в городском суде.
Любопытные, газетчики, фотографы стали собираться загодя, желая любыми путями попасть на процесс.
Когда наконец дверь открыли, народ туда ломанул с такой силой, что едва не снес охрану и судейских чиновников.
Газетчики заполнили крайние ряды, фотографы принялись немедленно расставлять свои аппараты.
Зал был забит до отказа, и, когда стали появляться свидетели, все затихли, перешептываясь и рассматривая прибывших господ.
В последнем ряду затаилась дочка Гришина, Даша, наблюдающая за происходящим с недоумением и испугом.
Через два кресла от нее сидели банкир Крук, по-провинциальному тихий, незаметный, а также бледный князь Андрей.
Среди свидетелей были братья Кудеяровы, директор театра оперетты Филимонов, бывший артист Изюмов, Катенька, княжна Брянская, а также отдельно сидящий бывший следователь Гришин.
Из отдельной двери вышли адвокаты. После них торопливо засеменили присяжные, и только после того, как окончательно установилась тишина, судебный пристав объявил:
— Суд идет!
Присутствующие в зале встали, председательствующий судья, худой желчный господин, занял место в центре, по бокам от него расположились два члена суда.
Вошел священник, осенивший крестом находящихся в зале и усевшийся сбоку от судей.
Последним вошел князь Икрамов в сопровождении следователей Потапова, Дымова и сыскаря Миронова. Левая рука князя поддерживалась переброшенной через плечо повязкой.
Председательствующий оглядел уставшими болезненными глазами зал, трескучим голосом прокричал:
— Ввести подсудимую!
Боковая дверь открылась, из нее вышли вначале два конвоира, после чего показалась Бессмертная, и зал немедленно отреагировал аплодисментами.