Сонька. Конец легенды
Шрифт:
Михель протянул руку к дочке, предложил:
— Потанцуем?
Она улыбнулась, отрицательно покрутила головой:
— Не хочется.
— Я в молодости неплохо танцевал! Сонь, помнишь?
— В молодости мы с тобой неплохо воровали, — заметила Сонька.
Официант принялся сервировать стол, делал это старательно и даже изящно.
Михель снова увлекся залом и музыкой.
Сонька тронула дочку локтем:
— Потанцуй с отцом. Доставь ему радость. Новую жизнь
Та поднялась, кивнула Михелю:
— Пошли, кавалер!
Он подхватил ее под руку, вывел на середину танцевального пятачка.
Танго получалось не совсем умело, они не знали полагающихся движений, однако искренность и удовольствие от танца были настолько заразительными и очевидными, что дочкой и отцом залюбовался весь зал.
Сонька с улыбкой смотрела на мужа и дочку, хлопала в ладоши, взяла бокал с вином, почти поднесла его к губам и вдруг замерла.
Нет, она не могла ошибиться.
В зал под ручку вошли двое — мужчина и дама. Господина она не признала, хотя это был «жених» из Ялты, спутницу же его определила сразу. Та самая каторжанка, которая когда-то на Сахалине подставила ее с золотом на приисках. Груня Гудзенко…
«Жених», по обыкновению, был весел и суетлив, под носом топорщились короткие усики, на плотной фигуре довольно элегантно сидел кремовый костюм.
За прошедшие годы Груня сильно сдала, была жевана и седовласа, на голове ее нелепо держалась шляпа с пером, во рту проблескивали металлические зубы.
К вошедшим подошел метрдотель, о чем-то спросил их и повел к столику в центре зала.
Воровка поставила бокал на стол и дала знак Михелине вернуться на место.
Дочка уловила в жесте матери что-то нехорошее, бросила короткую фразу отцу, они выполнили еще несколько па и под аплодисменты отдыхающих вернулись к столу.
— Чего, Сонь? — бросила Михелина, усаживаясь на стул.
Михель тоже занял свое место, посмотрел на встревоженную воровку:
— Кого-нибудь заатасила?
— Будем делать ноги, — сказала Сонька.
— А пожрать?
— Боюсь, как бы не пришлось жрать в участке!
— Мам, можешь по-людски? — раздраженно спросила Михелина.
— Глянь на тех двоих за круглым столом, — кивнула воровка в сторону «жениха» и Груни.
— Которых?
— Мужик и баба. Он мордатый… в кремовом костюме, смеется.
— Вижу.
— А баба слушает его и шарит глазами по залу.
— Ну, вижу. А кто они?
— Мужика не знаю, а баба… мы с ней вместе припухали в прошлую ходку на Сахалине… Груня Гудзенко. Подставила меня на приисках.
— Так это когда было! — удивился Михель, бросив взгляд на Груню. — Ну и пусть себе.
— Высматривает, —
— Сонь, ты чего? В кои веки сели по-людски — и опять драпать. Дай хоть в рот какую еду бросить — зубы обновить!
— В полиции обновят!
Михелина отвела взгляд от господина, от ужаса даже приложила ладонь ко рту.
— Я узнала его!
— Кого? — не сразу поняла Сонька.
— Мужика, который с бабой!.. Это ж твой ялтинский «жених»!
— Какой еще жених? — нахмурился Михель, перестав жевать.
— Сонин.
Михель ничего не понимал.
— Который?
— Который с бабой.
— А почему — жених?
— Потом объясню! — огрызнулась Сонька и стала внимательно наблюдать за вертлявым мужиком. — С чего ты взяла, что это он?
— По виду мужичок жуковатый, — заметил Михель, тоже глядя на «жениха». — Глухаря нюхает вовсю.
— Нет, не похож, — покрутила головой Сонька.
— Ну ты чего, Сонь?! — прошептала дочка. — Усы только отлепи — и копия!
— Да, это он! — согласилась наконец Сонька, по-прежнему не сводя с пары глаз.
— Сонь, объясни, — попросил негромко Михель. — Кто это?
— Шпик.
— А почему он с этой биксой?
— Подойди спроси, — сострила Михелина.
Михель тут же попытался встать. Сонька рассмеялась:
— Ты все-таки штуцер, Михель.
Тот сжал кулаки:
— Я ведь могу обидеться!
— Пап… — Миха снисходительно посмотрела на него. — Это Соня любя. Не обижайся.
— Они смотрят на нас! — тихо сказала Сонька.
Действительно, пара уставилась на них. Груня что-то коротко сказала «жениху», тот согласно кивнул.
— Будем уходить? — спросила Михелина, глядя на мать.
— Не сразу. Посидим еще.
— Вы уходите, а я прикрою, — предложил Михель. — Они меня не знают.
— Не дергайся же! — выдохнула Сонька. — Нас они тоже не знают. А рванем, от хвоста черта с два отделаемся.
Михель посидел какое-то время в раздумье, затем сверкнул улыбкой, хлопнул в ладони.
— Значит, что? Пить и жрать? — и махнул официанту. — Давай, халдей, крутись!
Тот сначала налил всем вина, затем разложил по тарелкам закуску и удалился.
Каждый взял свой бокал, чокнулись.
— Много не пей, — сказала Сонька мужу.
— Я знаешь сколько лет не пил?
— Тем более. Захмелеешь, а это совсем ни к чему.
Михель поднес бокал к губам, вдохнул аромат:
— Один бокал, ладно?
— Поставь.
— Пап, выпьешь потом, — вмешалась Миха. — Сейчас лучше не надо.