Сонька. Конец легенды
Шрифт:
— Войди.
Тот прикрыл дверь, возле стола остановился.
— Помнишь этого господина, который только что вышел от меня?
— Так точ… Вернее, помню. Следователь из Департамента полиции.
Филимонов подошел к нему.
— Вбей в свою безмозглую костяную голову. Ни единого слова, никакой информации о себе, о театре, об актерах, обо мне. ТЫ меня понял?
— Понял, Гаврила Емельяныч. Буду молчалив, как сфинкс на стрелке.
— На какой стрелке? — не сразу понял Филимонов.
— Ну,
— Ладно, ступай отсюда, сфинкс!.. И думай о задании, какое я тебе определил.
— Из головы не выходит, Гаврила Емельяныч. — Николай плечом нажал на дверь и вывалился из кабинета.
Заметно потеплело, снег стал рыхлее и принялся прямо на глазах оседать, воронье ожило и заполнило пространство громкими криками.
Было почти темно, когда Сонька пришла в лачужку Михеля. Он услышал шаги, вышел навстречу. Воровка прошла мимо него, опустилась на нары, молча уставилась перед собой.
— Соня… Ты чего? — прошепелявил Блювштейн. — Чего такая?
Она не ответила, продолжала смотреть в одну точку.
— Что-нибудь с дочкой?
— С дочкой, — кивнула она.
— Начальник?.. Он что-то сделал с ней?
Она наконец повернулась к нему, глухо произнесла:
— Миха беременна.
— Что?!
— У нее будет ребенок.
— От поручика?
— Ну не от тебя же.
— Я убью его!
Сонька придержала шагнувшего к выходу мужа, с кривой ухмылкой объяснила:
— Я бы сделала это раньше тебя. Но этим делу не поможешь.
— Он пакостник!.. Подстерегу и задушу!
— Я за советом пришла, а не за расправой. Присядь.
Михель сел рядом, помолчал какое-то время, потом спросил:
— Когда это случилось?
— Случилось!
— Он ее… насильничал?
— Нет, по согласию. По любви.
— А он?
— Говорит, тоже по любви.
— Нужно бежать. Погода на весну повернула.
— Куда бежать, если девка с брюхом? — хмыкнула воровка.
— Может, и хорошо, что с брюхом.
— Чего ж в этом хорошего?
— Если он к девке расположен, то обязан организовать побег.
— Как?
— Засунет нас на пароход, — глаза Михеля блестели. — Не слыхала, когда привезут следующих арестантов?
— Вроде через месяц.
— В самый раз. И живота еще видно не будет, и до родов успеем добраться до Одессы. Я поговорю с ним. Открою карты.
— И он тут же зачалит тебя за решетку.
— Не зачалит… Мы теперь в завязке! Поговорю как мужик с мужиком.
Сонька с удивлением и даже уважением смотрела на него.
— А если он не пойдет на это? Миха родит здесь, а он, легкий и счастливый, отправится на материк.
— Вот тогда определенно я его убью, — жестко
Сумасшедший ошивался недалеко от дома Гончарова, выжидая хозяина. Расхаживал от улицы к улице, от зябкости хлопал себя по бокам, подпрыгивал, что-то бормотал.
На него никто не обращал внимания, лишь две местные собаки терпеливо ждали поодаль, когда он кинет им что-нибудь съестное.
Наконец поручик появился. Шагал быстро, озабоченно, не глядя по сторонам.
Михель двинулся навстречу. И лишь когда между ними осталось не более пяти метров, Никита увидел сумасшедшего.
Тот поклонился, попросил:
— Хочу поговорить… начальник.
— Что? — не сразу разобрал его невнятную речь Никита Глебович.
— Поговорить.
— Ты?.. Со мной? — удивился тот.
— Я с вами, начальник.
Гончаров в искреннем недоумении пожал плечами, усмехнулся.
— Говори.
— Не здесь… дома.
Никита оглянулся, даже пожал плечами, улыбнулся.
— В следующий раз, Михель. Сейчас некогда.
— Прошу, начальник… это важно.
Поручик внимательно посмотрел на божьего человека.
— Ты как-то странно сегодня говоришь, Михель. Ты в себе?
— У меня просветление, начальник, — сумасшедший улыбнулся, показав беззубый рот. — Мне что-то надо сказать.
Никита Глебович снова пожал плечами.
— Ладно, пошли.
Они двинулись к дому Гончарова. Конвойный, дежуривший здесь, с крайним удивлением уставился на идущих, поручик махнул ему:
— Расслабься.
Поднялись на второй этаж, хозяин отпер дверь, пропустил Михеля вперед:
— Присаживайся. — Сам уселся напротив. — Слушаю тебя.
— Я по поводу дочки, — как можно четче произнес сумасшедший.
— Какой дочки? — не понял Гончаров.
— Моей дочки. Михелины.
Никите Глебовичу показалось, что он сам начинает тихо сходить с ума.
— Михель… По-моему, теперь я сумасшедший. Или у тебя действительно просветление?
— Я нормальный, Никита Глебович, — с улыбкой прошепелявил тот.
— А я какой, по-твоему?
— Тоже нормальный. Поэтому нужно поговорить по-мужски.
— По-мужски?!
— Да, по-мужски.
— По-моему, теперь я сумасшедший, — Гончаров потянулся за пачкой папирос. — Что тебе от меня нужно?
— Я убил поляка. Помните? После убийства ко мне вернулся разум.
— Бред.
— Я говорю правду.
— Как это возможно?
— Не знаю. Веление Господа.
Поручик выпустил густое облако дыма, жестко загасил окурок в пепельнице.
— Я сейчас вызову конвоира, и тебя засадят в карцер!.. Как симулянта!