Соня
Шрифт:
«Даже Бог забыл это место», – поговаривали «безбожные соседи», так называла их мать. Но если в Его существовании парень сомневался, то в чертовщину, что творится в этих краях, он «свято верил».
Мишу сильно удивил вопрос Сони про силуэт в капюшоне. Он не хотел рассказывать всю историю целиком, лишь малую часть, чтобы не сильно беспокоить Соню. Иногда он являлся детям и ничего хорошего это явление не приносило. Полиция спихивала пропажу детей на неосторожные игры у болот. За последние двадцать лет в них сгинули четыре девочки. Оно и понятно, не каждый взрослый может выбраться
Для взрослых всё это казалось мифом, выдумкой, которую воссоздал детский разум, но они всё равно не упускали случая припугнуть малышей страшной ведьмой, когда ребёнок плохо себя вёл.
Миша и сам начинал думать, что всё произошедшее с ним – плод травмированного пропажей отца детского воображения. К тому же это было в глубоком детстве, на грани осознания самой жизни. Он не хотел уточнять у Сони, откуда она знает. Надеялся, что просто где-то мельком услышала байку у себя в Сокиловке, ведь большинство детей пропало именно оттуда.
Тётя Тоня как ни в чем не бывало копошилась в огороде, словно не было бури, что грохотала час назад.
Вот и дом. Казалось, что ни на йоту не изменился за все шестнадцать лет, что он тут живёт. Было подозрение, что его таким и построили – подгнившим, с перекошенными стенами и крышей.
Из трубы валил дым. Даже в жаркое лето мать топила печь, несмотря на скудный запас дров. Миша с грустью смотрел на полупустой дровник, догадываясь, что вместо летних каникул ему придется в полсмены работать на лесопилке.
«Такая вот судьба – работать за дрова».
Миша обошёл лужу на тропинке и ступил на порог. По привычке пригнувшись, чтобы не задеть головой низкий дверной косяк, он попытался на цыпочках проскочить мимо кухни в комнату, чтобы его не донимала мать. Галина Петровна гремела у раковины кастрюлей – что-то готовила.
– И как ты мне всё это объяснишь? – женщина даже не обернулась.
Прокрасться не получилось. Миша задел занавеску в дверном проёме, отделявшую коридор от кухни, от чего зазвенел колокольчик, висевший на ней.
Миша не хотел ничего объяснять, он думал о том, как закрыться в комнате и написать Соне. Распогодилось, поэтому он надеялся, что интернет будет работать.
– Я тебя спрашиваю? – женщина с грозным видом повернула голову. Она как всегда говорила тихо, как говорится, боялась разбудить «Лихо», но с таким холодом в голосе, что даже Герде бы не удалось растопить лёд. Эта манера общения Мишу сильно раздражала.
– Я не хочу разговаривать, – стиснув зубы ответил он.
– Мне всё равно, что чего ты там хочешь. Отвечай на вопрос.
– Я уже говорил, мы играли в карты. Чего ты пристаёшь?
– Ты как с матерью разговариваешь? Я тебя ради этого растила? Чтобы ты мне грубил?
– А ты меня для этого рожала? Чтобы запрещать мне всё, что только возможно? Я уже взрослый, сам могу решать, чем мне заниматься по жизни.
– Не можешь! Пока тебе не исполнится восемнадцать лет, ты полностью на моём обеспечении.
–
– Ты хоть делом займёшься, бездельник. Так и просидишь всё лето, так хоть семье поможешь. Сам же знаешь, как у нас с деньгами! – голос всё повышался и почти перешёл на крик.
– Раз я иду работать, то сам решаю, чем заниматься в свободное время. Хочу на картах гадаю, хочу пиво с пацанами пью.
– Так всё-таки эта ведьма тебе гадала… – вздохнула Галина Петровна и начала читать шепотом молитву.
– Мама, успокойся, я оговорился, ну мам, – Миша понимал, что это бесполезно, и стал ждать.
После того как молитва закончилась, она перекрестилась, перекрестила сына и сказала:
– Если я ещё раз её тут увижу, то…
– И что ты ей сделаешь? Волосы ей вырвешь? Глаза выцарапаешь? На костре сожжешь? Это же так по православному, мама. Тебя этому в церкви учат? – Мишу настолько это достало, что он не смог сдерживаться. – Да плевал я на твою церковь и на твоего Бога, и на то, что он там запрещает. Не говори больше со мной, не лезь ко мне, дай спокойно жить!
Миша хлопнул дверью так сильно, что дом словно заходил ходуном. Несколько дней можно прожить в тишине, но потом она снова начнёт как ни в чем не бывало. Не это, так другое. Парень сбросил подмокшие вещи на спинку стула и включил компьютер. У него было полчаса на интернет до того, как надо будет нарубить дров. Если он этого не сделает, то не сделает никто. А мёрзнуть ночью в сырой избе не хотелось.
Интернет, как назло, не работал. Всё зависело от того, как хорошо ловил «Билайн». Ближайшая вышка была в Сокиловке и часто не добивала до деревни из-за плохой погоды. Ни о каких фильмах, конечно, речи тут и не шло. 350 рублей за месяц и 3 гигабайта интернета. Едва удавалось отвечать на сообщения во «ВКонтакте» и искать информацию в «Википедии» для докладов и рефератов. Частенько в последние дни месяца он оставался без интернета и просто шлялся по деревне взад-вперед.
За окном всё ещё капало, но так как дел не было, Миша решил закончить с дровами пораньше. Он накинул дождевик и пошёл в сарай за колуном. Из дровника, представляющим из себя небольшой натянутый тент метр на метр, где лежали брёвна, он перетаскал несколько берёзовых полешек и сложил у большого дубового пня-колоды.
Миша умел рубить. В один удар полено раскалывалось пополам, ещё два – и четвертинки летели на тканевую переноску для дров. Работа не пыльная, главное, делать её каждый день.
Убрав колун обратно, Миша схватил переноску и потащил её в дом к печке. Там аккуратно сложил дрова друг на друга в небольшом проёме между стеной и печью так, чтобы они не сваливались. Мать любила поддерживать тепло даже летом, поэтому того, что он принёс, хватало всего на один день, а больше в дом и не влезало.
Время близилось к ужину, а интернет так и не дали. Ему настолько нетерпелось написать Соне, что пропал аппетит. Когда мать несколько раз постучала в дверь, приглашая к ужину, он нехотя вышел и сел за стол. Мать уже разлила суп по тарелкам и сидела, повернувшись к красному уголку.