СООБЩЕСТВО НА КРАЮ
Шрифт:
Может быть она сама была орудием…
Нет! Так можно стать параноиком!
А все-таки…
Его мысли, бесполезно повторяясь, кружились вокруг одного и того же, пока не пришли охранники. Их было двое.
— Вам придется пойти с нами, член Совета, — серьезно и бесстрастно сказал старший.
У него были лейтенантские знаки отличия, небольшой шрам на левой щеке и равнодушный взгляд, как будто он разочаровался в своей нудной работе, чего и следовало ожидать в стране, не воевавшей уже более века.
Тревиц не сдвинулся с места.
— Ваше имя, лейтенант?
— Я
— Вы нарушаете закон, лейтенант Сопеллер, вы не имеете права арестовывать члена Совета!
— Лейтенант ответил:
— У нас приказ. Сэр.
— Не имеет значения. Никто не может приказать вам арестовать члена Совета. За такие действия вам грозит трибунал.
Лейтенант возразил:
— Мы не арестовываем вас, сэр.
— Значит, я не обязан идти с вами?
— Нам приказано эскортировать вас до вашего дома…
— Я знаю дорогу.
— И по дороге охранять вас.
— От чего… или от кого?
— От любой толпы, какая может собраться.
— Среди ночи?
— Из-за этого мы и ждали до глубокой ночи, сэр… А теперь, сэр, в интересах вашей безопасности я прошу вас пройти с нами. Должен сказать — не в порядке угрозы, просто для вашего сведения — что при необходимости нам приказано применить силу.
Тут Тревиц заметил, что они вооружены нейронными хлыстами.
Стараясь держаться невозмутимо, он шагнул к ним.
— В таком случае, домой… Или по дороге окажется, что мы едем в тюрьму?
— Мне не приказано обманывать вас, сэр, — с достоинством сказал лейтенант, и Тревиц понял, что перед ним безупречный офицер, которого только прямой приказ может заставить солгать, но даже в этом случае его выдадут интонация и выражение лица.
Тревиц сказал:
Прошу прощения, лейтенант, я не собирался ставить под сомнение ваши слова.
Наземный автомобиль ждал их у подъезда. Улица была пустынна. Не то что толпы, не было видно ни единой души. Но лейтенант не лгал, он ведь не говорил, что на улице уже есть или собирается толпа, он упомянул лишь о толпе, «какая могла собраться».
Лейтенант пропустил Тревица вперед, чтобы тот не мог броситься в сторону и убежать. Он втиснулся в машину сразу за Тревицем и сел рядом на заднем сидении.
Машина тронулась.
Тревиц сказал:
— Надеюсь, что дома я смогу свободно заниматься своими делами, к примеру уйти, если понадобится?
— Нам не приказано в чем-нибудь стеснять вас, сэр, нам приказано только охранять вас.
— Что значит охранять?
— Мне приказано сообщить вам, что вам нельзя будет выходить из дома, так как улица для вас не безопасна, а я за вас отвечаю.
— Из ваших слов следует, что я под домашним арестом.
— Я не юрист, сэр, и не знаю, что это значит.
Лейтенант смотрел прямо вперед, но его локоть был тесно прижат к Тревицу, так что он заметил бы любое движение своего подопечного.
Машина въехала в пригород Флекснер и остановилась перед скромным жилищем Тревица. В настоящее время Тревиц жил один. Его последняя пассия, Флавелла, не выдержала суматошной жизни,
— Можно выходить? — спросил Тревиц.
— я выйду первым, сэр, мы проводим вас в дом.
— Ради моей безопасности?
— Да, сэр.
В прихожей ждали еще двое охранников. Окна были затемнены, поэтому с улицы не было видно, что в комнате горел ночной свет.
Тревиц было рассердился из-за этого вторжения, но потом подумал, что какой уж крепостью мог служить ему дом, если даже стены зала Совета не смогли защитить его, и махнул рукой.
Он только спросил:
— Сколько вас здесь? Полк?
— Нет, член Совета, — послышался ровный голос. — Кроме тех, кого вы уже видели, всего один человек, я, и вы заставили меня ждать.
В дверях гостиной стояла Харла Бранно, Мэр Терминуса.
— Мне кажется, нам пора поговорить.
— И вся эта комедия только ради…
Но Бранно прервала его низким властным голосом:
— Тише, член Совета. А вы, все четверо, марш на улицу! Здесь все будет в порядке.
Четверо охранников отдали честь и повернулись на каблуках.
Тревиц и Бранно остались одни.
2. Мэр
Бранно дожидалась Тревица уже целый час, беспокойный час. Ей пришлось пойти на взлом и вторжение, более того, она нарушила конституцию, посягнув на права члена Совета. Ей угрожал импичментом двухсотлетний закон, принятый после правления Индбура III и Мула.
Но в этот единственный день она была права все двадцать четыре часа.
Все должно уладиться. Она поудобнее устроилась в кресле.
Первые два столетия были Золотым Веком Сообщества, Героической Эрой если не для самих несчастных предков, то, по крайней мере, в воспоминаниях потомков, Двух героев той эпохи — Салвора Хардина и Гобера Маллоу — обожествляли почти как самого Хари Селдона. На этой троице строился миф Сообщества (и даже его история). А ведь тогдашнее Сообщество правило маленьким мирком — ничтожной планетой, кое-как подчинившей четыре царства. Оно еще не поняло, что над ним простерта длань Плана Селдона, оберегавшая его даже от остатков могущественной Галактической Империи.
Но чем большей политической и экономической величиной становилось Сообщество, тем меньшими величинами казались его правители. Например Лафана Деверса, героя-победителя в бессмысленном сражении с Белом Риозом, почти забыли, помнили только, что он трагически погиб на каторге на рудниках. Забыли и самого Бела Риоза, благороднейшего из врагов Сообщества. Всех их затмил Мул, который нарушил План Селдона, разбил и покорил Сообщество. Он был поистине Великим Врагом, последним из Великих.
Зато мало кто помнил, что Мула победил, по-существу, один человек, женщина, Байта Дарелл. Ее не поддерживали никакие силы, ДАЖЕ ПЛАН СЕЛДОНА. И то, что ее сын Торан и внучка Аркади нанесли поражение Второму Сообществу, оставив у власти Первое, тоже было забыто.