Сооруди себе рыжий парик

Вильямс Чарльз

Я не стал спрашивать, почему она носит с собой так много денег. Это было ясно. Она предвидела, что в любое время ей придется скрыться.

Я повернул направо и поехал вверх по улице, обсаженной деревьями. Ехал я очень медленно и пытался запоминать ориентиры. Вдруг нам придется очень быстро уезжать отсюда.

— Следующий дом мой, там, где высоковольтная линия пересекает улицу, — сказала она.

Я остановился, подал машину назад и поставил ее на обочину под деревом, выключил мотор и фары, и мы немного посидели, чтобы глаза привыкли к темноте.

Затем

мы вышли из машины, и я тихо закрыл дверцу. Дышал я прерывисто и часто и чувствовал дурноту, как это бывало раньше перед футбольными матчами. Ночь была душная, воздух пропитан пылью.

Там, в домике, я снова надел белую рубашку, однако пиджак скрывал ее. В кармане у меня был пистолет и фонарик. Я посмотрел на нее. Ее одежда не бросалась в глаза, только белая каемка на ее домашних туфлях выделялась в темноте.

— Пошли, — прошептал я.

Следуя за темными мачтами высоковольтной линии, мы перешли поле, а через минуту или две очутились на улице, которая подходила сзади к ее дому. Никаких машин пе было видно.

Маделина потянула меня за рукав.

— Мой дальше, — сказала она.

Теперь я узнал, где мы находимся, я видел очертания олеандровой живой изгороди. Я медленно отворил ворота, мы вошли в них и остановились.

— Подождите меня здесь, — шепнул я ей на ухо. — Я погляжу, нет ли где машины.

Она кивнула, и я пошел по лужайке к дому. На углу возле кустов я остановился и выглянул на подъездную дорогу. Машин там не было.

Я бесшумно обогнул дом, двигаясь к фасаду. Царила глубокая тишина, только где-то по ту сторону лужайки слышалась тихая музыка. Это могло быть радио в доме на другой стороне улицы.

С минуту я простоял неподвижно, раздумывая. Они могли сидеть в машине на улице и сторожить подъездную дорогу, а могли быть в доме. Мы должны иметь и это в виду.

Я повернулся и тихо прошел мимо задней веранды. Когда я приблизился к дыре в олеандровой изгороди, то вдруг увидел белые каемки ее туфель. Она шла по лужайке к дому. Вдруг пятна исчезли, словно растворились в темноте.

Я продолжал стоять, мое сердце бешено колотилось. Кто-то двигался между нами. Нет, не может быть: ведь там на лужайке никого не было. Затем я снова увидел ее туфли, она стояла на прежнем месте. Я старался разглядеть это нечто в темноте, но ничего не видел. Потом белые пятна опять исчезли. Что-то было между нами, и это что-то передвигалось.

Я не мог предупредить ее. Мне вдруг захотелось крикнуть, чтобы она ушла, но этого делать было нельзя. Этот тип знал, что она там. Однако он не знал, что позади него был я. Мои нервы напряглись до предела, рот пересох.

Я мог удрать, мог обойти их обоих и пройти через ворота.

Однако я не ушел. Я не мог бросить все, находясь так близко от цели. Я стал к ним подкрадываться, очень медленно, затаив дыхание.

Затем все это и произошло. Она увидела, или услышала, или как-то почувствовала, что тут есть кто-то еще.

— Я здесь, — прошептала она.

Яркий свет упал на ее лицо и верхнюю часть тела. Она стояла меньше, чем в четырех метрах от меня, подобно освещенной

статуе. Я бросился сзади на незнакомца и выхватил из кармана пистолет. Я видел его очень ясно при свете его же карманного фонаря. Я поднял пистолет, размахнулся и ударил.

— Стойте на месте, миссис Батлер, — сказал я. — Вы…

Незнакомец застонал, рука его дрогнула, и фонарь упал на траву. Сам он согнулся и тоже упал. Я подскочил и выключил фонарь. Чернота снова окутала нас, стало темно, как в угольной шахте.

Страх охватил меня. Вероятно, я слишком сильно ударил его. Я схватил его руку, но руки мои дрожали, и я никак не мог нащупать пульс. Я положил руку ему на грудь, дыхание было нормальное.

Маделина наклонилась ко мне.

— Я думала, что это вы, — прошептала она.

Я промолчал. Что теперь нам с ним делать? Он был без сознания, но в любой момент мог прийти в себя. Оставить его здесь и пойти в дом было бы самоубийством. Придется пойти туда ей одной, а мне сторожить его. А вдруг в доме сидит еще один?

У пас было мало времени. Мне надо было что-то придумать, и поскорее.

Я нагнулся, вынул пистолет из его кобуры и бросил в кусты. Когда я вынимал его, то услышал звяканье. На его поясе висел какой-то металлический предмет. Я пошарил рукой и нащупал его. Это были наручники. Я снял их с пояса.

— Подождите здесь, — прошептал я Маделине.

Я подхватил его и потянул по газону к живой изгороди. Там я посадил его, прислонив к кустам, заложил руки за спину и защелкнул на них наручники. Потом достал носовой платок и сунул ему в рот, снял галстук и плотно обвязал им челюсть, чтобы он не мог вытолкнуть платок изо рта. Муж-чипа все еще был без сознания. Нагнувшись, я прислушался к его дыханию. Дышал он спокойно и равномерно.

Я вернулся к Маделине и прошептал:

— Мы должны поскорее уйти отсюда. У вас нет времени переодеться. Бросьте что-нибудь из одежды в чемодан.

Она кивнула.

Я подошел к окну в подвал, открыл проволочную сетку, затем окно и забрался туда. Потом помог влезть ей. Мы стояли в темном подвале и прислушивались. Там было жарко и душно, ничего не было слышно, кроме дыхания.

— Где ключи от сейфов? — шепотом спросил я.

— В кухне.

— Пойдемте.

Я включил свой фонарик и направился к лестнице. Чувствовал я себя, наверно, как мышь в мышеловке, которая соблазнилась приманкой. Мы вошли в кухню. Я выключил фонарик, и мы прислушались. Стояла мертвая тишина. Я подошел на цыпочках к другой двери и посмотрел в окно темной столовой. Кроме темноты, я ничего не увидел.

— Где? — спросил я.

Маделина взяла меня за руку и указала лучом фонаря на белый стенной шкаф позади раковины. Там на вбитом в дерево гвозде висела связка ключей. Это были всякие ключи, которыми много лет не пользовались: запасные для машины, ключи от подвала, чемоданов. Она подошла, взяла связку ключей, вынула из них три и повесила ее обратно на гвоздь. Некоторое время она держала ключи на открытой ладони, поглядела на меня холодным ироническим взглядом и сунула их в сумку.