Соперница королевы
Шрифт:
– Вы говорите, исходя из личного опыта? А как же ваше собственное сердце?
– Ну, я-то не красавец. – Сидни провел рукой по щеке, испещренной оспинами. На указательном пальце красовалось чернильное пятно – напоминание, что перо ему столь же привычно, как и меч. Он резко отвернулся, словно не желая говорить о себе, и обратился к конюхам, с готовностью ожидающим его приказаний.
Пенелопе пришло на ум, что рябые мужчины обычно отращивают бороду с целью скрыть свой недостаток, а Сидни чисто бреется, тем самым бросая вызов окружающим.
– Этот зверек – подарок королеве
– Делайте, как сказала леди. – Сидни передал хорька слугам, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. – Похоже, в последнее время я с завидным постоянством вас спасаю. Не вы ли зацепились за гвоздь в Детфорде?
– Я бы не сказала, что вы меня спасаете, да еще с завидным постоянством. – Пенелопа преисполнилась негодования: человек, которому посвящены все ее мысли, даже не знает, кто она такая. – Если мы с вами так близко знакомы, как меня зовут?
Сидни в замешательстве взглянул на нее, беззвучно пошевелил губами, словно силясь вспомнить правильный ответ.
– Поэт не может подобрать слова. – Пенелопа рассчитывала, что ее реплика прозвучит игриво, но получилось укоризненно. Странно, подумала она, если они с Сидни обручены, почему никто не удосужился их познакомить? Неужели он не обсуждал с другими мужчинами достоинства королевских фрейлин? Или настолько равнодушен, что даже не поинтересовался ее именем?
Девушка повернулась, чтобы уйти, однако Сидни схватил ее за руку выше локтя.
– Признаю, вы правы, миледи. Прошу вас, назовите свое имя.
Он стоял так близко, что Пенелопа почувствовала его запах – на удивление свежий, сухой и летний, будто у сена.
– Как вас зовут? – Сидни выглядел совершенно обескураженным. Дурное настроение Пенелопы улетучилось. Она не стала вырывать руку, желая продлить это мгновение.
Графиня пришла бы в ужас; ее воспитанница стоит едва ли не в обнимку с полуодетым мужчиной.
– Вы хорошо знали моего отца, – услышала Пенелопа собственный голос, сдавленный, словно чужой. – Мы встречались один раз несколько лет назад.
– Где? – Сидни оглядел ее с ног до головы. – Я бы запомнил.
– Вы приезжали к нам в Чартли, но вряд ли меня заметили, потому что держались подле вашего дяди Лестера. – Пенелопе тогда было двенадцать лет, Сидни – двадцать один. Он уже тогда выглядел взрослым, а она даже в восемнадцать чувствует себя ребенком, хотя могла быть замужней дамой с парой ребятишек. Этот умудренный жизнью мужчина десять лет провел при дворе, выполнял дипломатические поручения, участвовал в вооруженных стычках – зрелый искушенный человек, а вовсе не мальчик из ее грез, изъясняющийся штампами.
– Леди Пенелопа? Вы – Пенелопа Деверо? – Сидни внезапно улыбнулся. – Две девочки в красных бархатных платьях из Чартли. Видите, я помню.
– Не помните. В тот день я была в голубом, а моя сестра – в красном.
– Когда-то мы были помолвлены. – Он коснулся щеки Пенелопы, но тут же отдернул руку и отступил. Девушка не поняла, что значит «когда-то», однако успокоила себя тем, что зачастую суженые последними узнают о заключении брачного договора. Наверное, ему еще не сказали; она
– Мне пора. – Пенелопа вспомнила, что ее ожидают в покоях лорда Лестера.
– Буду рад увидеть вас снова.
– Мы непременно встретимся при дворе.
– Я имел в виду, наедине.
Пенелопа улыбнулась и направилась через двор к западному входу. Сидни скоро узнает, что им предстоит провести вместе целую жизнь.
Она поднялась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и помчалась по лабиринту коридоров в покои отчима. На площадке у двери, прислонившись к стене, стоял стражник. Завидев девушку, он выпрямился. Она расправила юбки и кивком приказала отворить дверь.
– Пенелопа! – приветствовал ее лорд Лестер. Высокий и статный, в дублете из сияющей золотой парчи, он походил на солнце, а все остальные напоминали вращающиеся вокруг него планеты.
Пенелопа сделала реверанс и огляделась. За столом, склонившись над бумагами, трудился секретарь, у окна давешний паж играл с другим в «волков и овец». У очага сидели супруги Хантингдон, оба в черном, словно шахматные король и королева. Рядом с ними стоял молчаливый молодой человек, тоже одетый в черное. Его большие карие глаза были так широко расставлены, что казалось, будто они смотрят в разные стороны, полногубый рот слегка приоткрыт, словно от насморка, но, несмотря на это, он был довольно красив, как юноша с итальянской картины. Под мышкой он держал пачку бумаг. Пенелопа приняла его за законника.
– Что тебя задержало? – сухо осведомилась графиня. – Нам пришлось ждать.
Девушка извинилась, чувствуя на себе любопытный взор молодого юриста. Она уже привыкла к тому, что мужчины беззастенчиво ее рассматривают, и послала ему долгий враждебный взгляд.
– Ты должна просить прощения не у нас, – сказал Хантингдон, – а у нашего гостя, лорда Рича.
Юрист вышел вперед, взял потной рукой ее руку и запечатлел на ней слюнявый поцелуй. Пенелопа едва удержалась, чтобы не вытереть ладонь о юбку. Гость явно волновался; ничего удивительного – в присутствии двух самых могущественных графов в Англии кто угодно с непривычки оробеет. Она улыбнулась, желая приободрить его, и он несмело улыбнулся в ответ. На мгновение его глаза загорелись, в их темных глубинах сверкнули золотистые огоньки. Однако было в этом лорде Риче нечто липкое, наводящее на мысли о лягушачьей икре или сырых яйцах. Молодой человек сделал шаг назад и едва заметно кивнул Лестеру.
– Что ж, решено, – объявил тот. – Назначим на начало ноября, перед празднествами в честь годовщины коронации.
– А как же королева, милорд? – спросил Рич.
Пенелопа в замешательстве переводила взгляд с одного на другого, ожидая, когда же гость наконец уйдет и можно будет поговорить о свадьбе с Сидни.
– Ее величество дала согласие. Она расстроена тем, что ей придется отпустить любимую фрейлину, но… – Лестер не договорил.
Рич растянул мокрые губы в улыбке.
Пенелопа сглотнула, не утруждаясь скрыть отвращение. На ее плечи тяжелым плащом рухнуло осознание происходящего.