Соперницы

Карпович Ольга

В самом углу, вжавшись тощей спиной в стену, склабился Ванька-Лепила. Пять карт лежали перед ним на столе рубашками вниз. Напротив него суетливо ерзал на стуле какой-то неизвестный мне тип в круглых очочках, похожий на бухгалтера. Рядом, откинувшись на спинку кресла, балагурил и посмеивался Голубчик. Вид у него был самый непринужденный и добродушный, картами он совсем не интересовался, словно попал за этот стол совершенно случайно, проходя мимо, и играть-то согласился, только чтобы не обидеть докучливых приятелей. Я же, однако,

понимала, что Анатолий Маркович впервые за поездку ввязавшийся в игру, явно сделал это с какой-то вполне определенной целью. И мотивы его стали ясны, как только я разглядела четвертого игрока.

Четвертым был Меркулов. Сильно навеселе, видимо, полностью ошалевший от обрушившегося на него счастья, чувствующий себя в этот вечер королем мира, он лихо сдвигал к центру стола мятые денежные купюры. Рядом с ним тем не менее оставалась еще довольно внушительная горка денег.

— Сегодня мой вечер, мой! — задушевно объяснял он, оборачиваясь то направо, то налево. — Вы уж извините, ребята! — это уже товарищам по игре. — Везет мне сегодня! Я, может быть, всю жизнь прожил только ради одного этого дня.

— Да, братуха, карта тебе сегодня прет, — скрипуче подтвердил Лепила.

«Бухгалтер» мелко закивал, поправил очки:

— Поразительная удачливость!

И мне отчего-то снова сделалось не по себе, я перевела взгляд на Голубчика и почувствовала, как сердце, подпрыгнув и ударившись о ребра, замерло на мгновение, а затем оборвалось куда-то в пустоту. Налитые кровью кипящие глаза хищно блеснули из-под каменных век. Лишь на долю секунды, незаметно для окружающих, а твердый рот все так же сложен в приветливую улыбку.

— Да у вас, должно быть, четыре туза на руках? А у меня слабовато…

«Невозможного для меня было мало», — вспомнился его негромкий завораживающий голос. Господи, да этот раздухарившийся олух не представляет, с кем уселся играть. Да он же… Он вообще ничего не знает ни про него, ни про его отношения со Стефанией. Хохочет, то и дело отхлебывает из заботливо пополняемого стакана, сыплет деньгами, не понимая, что над головой его уже завис топор, готовый в любую секунду обрушиться.

— Ну что, мне теперь либо бросать карты, либо ставить тысячу, — раздумчиво произнес «бухгалтер».

— Валяй, ставь! — махнул рукой Лепила.

— Погодите, я не решил еще, — волновался тот, прикидываясь азартным неумехой, а все-таки выложил на стол две пятисотдолларовые бумажки.

Я чуть не охнула. Евгений тоже на пару секунд затормозил и осоловело уставился на появившуюся перед глазами зелень. Сам наверняка за такие деньги полгода впахивает.

— А, жопой чую, не выйдет ничего. Раскатаете дочиста. Пас, — Лепила отбросил карты и поднялся из-за стола.

— Отвечаю, — спокойно произнес Голубчик, выкладывая на стол купюры.

Лепила углядел в толпе меня, придвинулся, стиснул локоть своими цепкими клешнями, по-хозяйски просунул ладонь под майку.

— А-а-а,

глазастая! Что-то не видно тебя. Я уж заждался, когда в гости зайдешь. Все динамишь старичка?

Я заученно лепетала что-то про работу, заевшую мою молодую жизнь, пыталась высвободиться, морщась от отвращения. Урка недоверчиво щурился, нахально шарил клешнями по телу и предлагал, не откладывая дела в долгий ящик, прогуляться до его апартаментов сейчас же.

— Давайте же досмотрим! — возражала я. — Интересно!

— Да что там интересного? Катуха — верняк! — мерзко загыгыкал он. — Маркович этого лоха нарочно бояровал, замастырит его в момент, обдерет как липку.

На висках Меркулова выступил пот, он придвинул к центру стола все выигранные за вечер мелкие купюры, махнул рукой и быстро выговорил:

— У меня в каюте еще есть. Поверите в долг?

— Отчего же не поверить хорошему человеку, — вальяжно отозвался Голубчик.

— А я в свое счастье верю, — возбужденно рассыпая изумрудные искры из глаз, объявил прекрасный принц. — Отвечаю и добавляю еще тысячу.

Голубчик, не изменившись в лице, записал сумму на краю бумажного листа.

Ничего не соображая в покере, понимая только, что творится что-то совсем бесовское, я неотрывно следила за происходящим. Через некоторое время спасовал «бухгалтер».

— Как ваше счастье, Евгений? — вежливо поинтересовался Голубчик.

— Улыбается мне, — отрывисто отозвался лихорадочно взмокший Меркулов и добавил еще.

По моим представлениям, он поставил уже свой доход за пару лет, квартиру и собственную почку. Анатолий делался все ласковее и участливее. Однако в мерцающем свете огней видно было, что и у него на лбу выступил пот.

— Прикуп? — Его крупные, грубые на вид пальцы, прикоснувшись к картам, сделались вдруг ловкими, мелькающими, неуловимыми.

Лепила снова попытался утянуть меня, и я, совершенно забывшись, рявкнула сквозь зубы:

— Отвали, мудак старый!

Тот по-волчьи клацнул зубами и испарился.

— Посмотрим?

— Посмотрим!

Меркулов открыл четырех валетов и туза, Голубчик не спеша выложил одного за другим четырех королей и восьмерку. По помещению пробежал глухой стон. Евгений глухо закашлялся, судорожно зажимая руками рот.

— Не повезло. Это бывает, — Голубчик, не переставая улыбаться, сгреб к себе котел.

— Стойте! Одну минуту! Не уходите! — Евгений вскочил из-за стола и рванулся куда-то.

— Бедняга! — сказал кто-то.

— Отдали б ему игру, Анатолий Маркович, — робко предложили откуда-то из задних рядов.

Голубчик быстро обернулся на голос и иронически вскинул бровь, как бы констатируя всю абсурдность этого предложения. В зал снова ворвался Евгений, хрипло переводя дыхание, почти свалился на стул и выложил на стол тяжелый перстень в старинной окантовке. В свете ламп кровавой каплей блеснул гранат.