Соперник
Шрифт:
Чувствуя, что должна встать с постели, она стала медленно подниматься. Это удалось ей далеко не сразу. Сделав над собой усилие, она все же села на кровати и бессмысленно уставилась на графин с водой.
Потом она вспомнила, что умирает от жажды.
«Вставай!»
Голос, прозвучавший у нее в голове, был громким и властным. Да, она должна встать, но зачем?
Оливия дрожащей рукой потянулась к графину и с большим трудом налила в стакан немного воды. Почему такое простое действие вызвало у нее огромные затруднения? Тень удивления мелькнула в ее затуманенном мозгу. И
Анна…
На какое-то мгновение в голове Оливии мелькнуло воспоминание о том, что ее дочь попала в беду и нуждается в помощи. Но уже в следующую секунду она забыла об этом.
Время близилось к полудню, а Оливия все сидела на постели в одной ночной рубашке и безуспешно пыталась вспомнить что-то страшное, перевернувшее всю ее жизнь.
Дверь в спальню неожиданно отворилась, и в комнату вошла незнакомая Оливии служанка.
– Доброе утро, леди Эшберн, – улыбнулась она. – Ах, вы снова проспали почти до полудня!
Служанка была вдвое старше Оливии. Худая как палка, с рыжими волосами, собранными в маленький пучок.
Оливия тупо смотрела, как служанка поставила ей на колени поднос с едой – тарелку рубленых яиц и жареного мяса. Еда не вызвала у нее интереса, потому что аппетита совсем не было.
Служанка тем временем подошла к окну и раздвинула портьеры. Потом повернулась к Оливии и пропела:
– Кушайте, миледи! После завтрака я вас умою и одену.
Сквозь розовый туман, заволакивавший ее мозг, Оливия все же чувствовала что-то неладное. Она смотрела на служанку так, словно та говорила по-китайски. При этом ей было неимоверно трудно двигаться и соображать. С ней явно было что-то не так. Кроме того, она никогда прежде не ела жареное мясо с рублеными яйцами.
– Кто… вы? – с усилием спросила она и не узнала собственный голос – хриплый и надтреснутый, как у старухи.
– Что вы сказали, миледи? – переспросила служанка, подходя к ней, чтобы покормить с ложечки. – Не понимаю, что вы там бормочете. Лучше ешьте!
Она поднесла ко рту Оливии полную ложку рубленых яиц с кусочком жареного мяса.
Прежде чем госпожа успела что-либо возразить нагловатой прислуге, та сунула ей в рот яйца и мясо. Бессознательно прожевав пищу, Оливия проглотила ее без всякого удовольствия. У яиц был горьковатый привкус, кроме того, их пересолили.
Служанка вновь наполнила ложку не вызывавшей ни малейшего аппетита едой, но Оливии удалось вовремя отвернуться.
– Вам нужно поесть! – проговорила нагловатая бабенка с едва заметным раздражением. Еще никогда в жизни слуги не разговаривали с Оливией таким тоном!
Что-то явно не так. Почему ее кормят насильно? И кто вообще эта женщина?
Анна…
– Моя… дочь, – прошептала Оливия, и тут же ее рот наполнился едой.
Несмотря на то что каждое движение давалось ей с огромным трудом, она сумела-таки оттолкнуть от себя руку, норовившую сунуть ей в рот рубленые яйца с мясом.
Сопротивляясь, Оливия снова успела забыть то важное, что промелькнуло в ее голове всего секунду назад. Ей вдруг захотелось плакать от бессилия. Что же с ней такое?
– Кушайте, миледи! – настойчиво повторила служанка.
– Я… буду… есть… сама, – с трудом выговорила Оливия, делая паузу после каждого слова.
Служанка скрестила руки на плоской груди и с сомнением посмотрела на свою подопечную.
– Что… со… мной?.. Я… больна? – спросила Оливия.
Служанка отвернулась, словно не слыша ее вопроса.
– Я вернусь через полчаса, – заявила она, – и тогда помогу вам умыться, миледи. Вы должны съесть весь ваш завтрак. Все до последней крошки.
Оливия не стала тратить силы на ответ, с облегчением увидев, что женщина выходит из комнаты, оставляя дверь приоткрытой. Взгляд леди Эшберн упал на поднос. Есть она и не думала: голод ее не мучил, к тому же с едой было явно что-то не то. Да и не любила она рубленые яйца!
– Мяу!
Оливия повернулась на звук и увидела кота. Того самого огненно-рыжего, которого так любила Анна. Оливия вяло улыбнулась, он же прыгнул ей на колени. Тут ее слабая улыбка погасла. Она вспомнила, что должна увидеть свою дочь. При мысли об этом в сердце ее поднялась волна страха.
– Мяу!
Замурлыкав, кот стал тереться о ноги Оливии.
Что же с ней такое?
Дрожащими руками она переставила поднос с недоеденным завтраком на постель. Нужно встать!
Кот перестал мурлыкать и жадными глазами уставился на поднос.
Оливия снова вяло улыбнулась и медленно подвинула тарелку голодному коту.
– Угощайся! – сипло пробормотала она, и животное тотчас последовало ее совету.
Оливия с трудом отбросила в сторону одеяла, весившие, казалось, не меньше сотни килограммов, потом осторожно спустила ноги на пол и наконец встала.
И чуть не упала! Хорошо хоть удалось схватиться за высокую спинку кровати. Боже, почему она чувствует себя больной, слабой и разбитой? Собственная беспомощность испугала ее.
Сделав глубокий вдох, она выпустила из рук край спинки и медленно направилась к туалетному столику. Она ковыляла, словно годовалый ребенок, едва научившийся держаться на ногах.
Через некоторое время Оливия обеими руками ухватилась за столик, с трудом переводя дыхание. На лбу ее выступила испарина. Казалось, она проделала не десять шагов по комнате, а несколько миль вверх по склону холма. Взглянув на себя в зеркало, в ужасе отшатнулась затаив дыхание.
Из зеркала на нее смотрела незнакомая бледная и исхудавшая женщина с огромными кругами под глазами. Длинные светлые волосы ее были грязными и спутанными, словно их не мыли и не расчесывали по крайней мере две недели. Боже! Оливия отказывалась себя узнавать. Что с ней?
Анна…
Мысль о дочери заставила Оливию мучительно вздрогнуть.
Отвернувшись от зеркала, леди Эшберн пустилась в трудный путь к приоткрытой, как она успела прежде заметить, двери. Собрав в кулак остатки сил и уставившись на полированное красное дерево и начищенную до блеска медную ручку, она стала осторожно передвигать ноги. Дверь. Надо во что бы то ни стало дойти до двери! По спине потекла струйка пота, в голове зашумело от невероятного напряжения.