Соперники
Шрифт:
– Хэтти?
И хотя Бен Кэнон произнес одно только имя, было ясно, что он имел в виду. Флейм непроизвольно замерла, собираясь с духом в предчувствии ответа старого управляющего. Как бы глубоко ни ранили ее безосновательные обвинения Хэтти в адрес Ченса, она не могла притворяться, даже перед самой собой, что смерть этой старой женщины оставит ее равнодушной.
Обвислые усы Чарли Рэйнуотера слегка приподнялись, когда он постарался взять себя в руки.
– Сейчас она спит, – сказал он. – При ней побудет доктор.
Лишь кивнув в ответ, адвокат повернулся к подносу
– Я принес кофе, который вы приготовили, Чарли. Налить вам чашечку? Я, кажется, был заочно избран для оказания этих мелких услуг.
Глухой стук его каблуков эхом отдавался в этой высокой комнате, усиливая ощущение Флейм, будто все они собрались здесь, чтобы нести почетный караул у смертного одра.
– Может, передумаете, Маргарет Роуз, и выпьете с нами чашечку? – Адвокат держал носик кофейника над третьей чашкой.
– Нет. И пожалуйста, прекратите меня так называть. Единственным человеком, кто обращался ко мне по имени, была моя мама.
Мама – и Хэтти.
– Я знаю. Все называют вас Флейм, верно? – вспомнил Бен Кэнон, скользнув своим острым взглядом по ее рыжим волосам. – На редкость меткое прозвище.
– Мистер Кэнон, ваше мнение меня интересует гораздо меньше, чем те объяснения, которые вы обещали дать в присутствии мистера Рэйнуотера.
– Да, действительно. – Он глотнул кофе и снизу вверх посмотрел на высокого управляющего. – Похоже, ее муж не упомянул о том, что он – племянник Хэтти.
– Но это так и есть. Все верно, мэм. – Чарли Рэйнуотер быстро и шумно отхлебнул из чашки, затем отер концы усов тыльной стороной указательного пальца. – Он родился здесь, в этом доме, в комнате по соседству с комнатой мисс Хэтти. Если не верите мне, спросите у доктора Гиббса. Он принимал роды. – Он замолчал, уставившись на свой кофе. – Это был грустный день. Никто из нас не хотел, чтобы в этом доме на свет появился еще один Стюарт.
– Но его отец…
Чарли не дал ей договорить, в его глазах вспыхнула холодная ярость.
– Ринг Стюарт был бездельником, никчемным разгильдяем. Ему было наплевать на мисс Элизабет. Единственное, чего он хотел, так это легкой жизни, которую ему мог бы обеспечить Морганс-Уок. Мисс Хэтти пыталась это объяснить сестре, но мисс Элизабет не желала слушать. Она была настолько ослеплена Стюартом, что ничего не видела. – Он печально покачал головой и невесело улыбнулся. – Думаю, это и неудивительно. У этих Стюартов в одном мизинце больше привлекательности, чем у других мужчин во всем теле. И что делает мисс Элизабет? Сбегает и выходит за него замуж. Она уже достигла совершеннолетия, и мисс Хэтти не могла этому воспрепятствовать. Хотя и пыталась. Мы все пытались. Когда мисс Элизабет стала его женой, мисс Хэтти ничего не оставалось, как выставить ее из дома. Она переживала. Очень переживала. Ведь она любила сестричку. Воспитывала ее с рождения, хотя и сама была ребенком.
– Но как же Ченс мог родиться здесь, если Хэтти выгнала его мать?
– Потому что мисс Хэтти привела ее обратно. Мисс Элизабет сильно заболела, а он о ней не заботился как следует. Мисс Хэтти не могла такого вынести,
– Позвольте-ка уточнить, – сквозь зубы проговорила Флейм. – Только потому, что отец Ченса женился с расчетом прибрать Морганс-Уок к рукам, вы и Ченса мажете той же краской? Это и есть ваше доказательство?
– В этом скрыт гораздо больший смысл… Флейм, – вмешался Бен Кэнон, после секундного колебания все же назвав ее привычным именем. – Гораздо, гораздо больший. Вообще-то говоря, неприятности со Стюартами начались еще в его времена. – Чарли почтительно повернулся и в упор посмотрел на портрет мужчины.
– По-видимому, это каким-то образом связано с той самой клятвой у смертного одра, о которой говорила Хэтти. – Она почувствовала едкие, саркастические нотки в собственном голосе.
С одной стороны, она сожалела об этом, с другой – ирония служила ей единственным средством защиты. Не принимать же все это всерьез!
– Полагаю, вернее было бы сказать, что это связано с предшествовавшими событиями. – Его улыбка не могла смягчить твердый пытливый взгляд. – Возможно, для начала мне стоило бы вкратце поведать вам историю возникновения ранчо и рассказать об этих краях. Так или иначе, после смерти Хэтти Морганс-Уок перейдет к вам. Поэтому вам следовало бы кое-что о нем узнать, хотя бы из уважения к Хэтти.
При упоминании этого имени она ощутила укол совести – вероятно, адвокат считал ее бессердечной. Но он заблуждался. Просто ее раздирали слишком противоречивые чувства – гнев, растерянность, жалость, тоска и – как бы она этому ни противилась – страх. Страх перед тем, что Хэтти могла оказаться права – вдруг Ченс действительно ее использует. Ее так и подмывало выбежать из этой комнаты, из этого дома, чтобы не слышать всей их лжи о нем. Но она осталась. Хотела она этого или нет, ей надлежало все выяснить.
– Вы правы, мистер Кэнон, – объявила Флейм, вскинув голову. – Если Морганс-Уоку суждено быть моим, я должна узнать о нем больше.
– Хорошо. – Он одобрительно кивнул.
Она машинально взглянула на портрет и замерла, у нее по спине пробежал жутковатый холодок. Эти глаза – глаза человека на портрете – смотрели уже без упрека, а с одобрением. Флейм попыталась внушить себе, что это игра воображения, пустая фантазия, но ощущение не исчезало. Потрясенная, Флейм подошла к кофейному столику.