Соправитель
Шрифт:
Еще один вестовой прибыл с новостью о том, что в Вену была в срочном порядке отправлена французская делегация. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, для чего именно отправились французы. При том, складывалось впечатление, что Людовик и его окружение переступило через собственную гордыню. О чем Франция и Австрия договорились, еще не известно, но союз сложится обязательно, так как слишком много у стран точек соприкосновения и одни и те же враги, теперь, точнее, один общий враг — Фридрих.
— Как же они все должны меня облизывать, чтобы я принял решение в пользу той или иной стороны? — тихо, только для себя,
Но вспомнил, что уже немало сказано мной в пользу того, Россия останется верной союзным отношениям с Австрией. Франция… на что они надеются?
— Кондратий, едем в Петербург! — выкрикнул я и по-молодецки вскочил на коня.
Запрыгнуть в седло получилось, но голова сразу же загудела. Не подавая вида, что мне не то, чтобы хорошо, я пришпорил коня, вспоминая, какую сивуху мы пили вчера. Нужно сделать запас в Ропше нормальных напитков, чтобы не отравиться в следующий раз. Надеюсь его, этого раза, не будет, но перестраховаться стоит.
Никого никогда не призывал пьянствовать, чаще всего был за здоровый образ жизни, но вот такая перезагрузка пошла на пользу. Наверное, если редко, то алкоголь может быть и лекарством? Но его употребление создает ситуацию накопления проблем.
— Скачи вперед к Трубецкому и скажи ему, чтобы посла этого французского Дугласа, звал ко мне, — сказал я Кондратию и тот резво направил своего коня прочь, ускоряясь и удаляясь от меня.
Появилась некоторая злость на себя, но так как я простой человек, а не супермен со стальными нервами, стал искать виноватых в других. Как-то уже по привычке виновного нашел — Бестужев. Дикий закон природы: битого зверя все иные хищники добивают. Канцлер — битый. И бить его всерьез я вознамерился после тайных встреч Бестужева с английским послом. Ладно бы от этого был какой толк для России? Но, нет, считаю, что такими поступками канцлер только унизился. Следовательно, и Россия оказалась в роли просящей и растерянной. И даже тогда, как я узнал о встрече, то давал канцлеру шанс исправиться. Спрашивал: «Что же там новенького у англичан?». Надоели интриганы, нужны исполнители.
Добрался я до Петербурга быстро, дороги были пусть и заснежены, но кони сильно не проваливались, а в столице много где снег был даже почищен.
Проезжая мимо какого-то склада, увидел невообразимо много паленцев, скорее всего приготовленных для строительства дороги. В Москве такие деревянные дороги уже строят во всю и считают, что я буду доволен и благосклонным к тем, что инициирует дорожные работы, как будто именно в дорогах дело, а больше ничего меня и не должно волновать. В Петербурге решили так же получить похвалу от императора и напилили головешек, нанесли смолы, а того не учли, что Питер — не Москва. Тут такие потопы бывают, что и камень подвинуть могут, а тут дерево. Раз в три-пять лет оставаться без дорог в столице, потому как они поплывут?
Такой подход в иной реальности окрестили нарицательным «Потемкинская деревня». Пустить пыль в глаза, что все хорошо, просто идеально, а завтра будет еще лучше. Тут главное самому чиновнику поверить в ту брехню про светлое будущее, чтобы убедительно обещать. Не будет этого светлого будущего, может быть только чуть лучше, чем вчера, если сегодня ты усерднее работал. А моя задача сделать так, чтобы работа была оплачиваема и имела перспективу.
Кстати, о Григории Потемкине! Как только все немного
Поучаствую в его судьбе. А вот Орловых почему-то хочется убить. Особенно Гришку и Лешку, хотя последний может пригодится. Нужно вообще вспомнить о всех людях екатерининской эпохи. Вот! Дашкова! Эту… да за то, что она обо мне писала, как хаяла меня… Может Воронцова-Дашкова на Камчатке какое учебное заведение отправится открывать?
С такими мыслями я приехал в Зимний дворец. Тот большой дом, который со следующего года уже не будет называться «Зимним». Покраска закончилась, внутренняя отделка большинства комнат так же.
В приемной меня уже ожидали. И первым на очереди был французский посол с абсолютно не типичной для Франции фамилией Дуглас [в РИ посол Франции в России с 1755 года].
— Александр Питер Маккензи Шевалье Дуглас полномочный посланник Франции! — сообщили мне.
Все правильно! Он не посол, пока я этого не позволю. Да и аудиенция не официальная, скорее неформальная. На официальных мероприятиях не следует спорить и узнавать намерения, там нужно декларировать уже достигнутые соглашения, или их отсутствие.
— Ваше Императорское Величество! — Дуглас изобразил идеально выверенный поклон.
— Вот как «императорское»? — отвечал я послу на французском языке. — Следует ли считать, что Франция все же признала Россию империей?
— Для меня честь сообщить Вам об этом явном шаге навстречу от моего короля! — несколько даже горделиво отвечал французский посланник.
И хочет скрыть свое пренебрежение к России и прет оно со всех щелей. Это же надо! Нас, дикарей, обозвали большими и сильными?! Теперь-то мы готовы все бросить на алтарь победы тех, кто назвал нас империей? Фридрих, между тем, и не сомневался в том, что Россия ею является.
— Шевалье, Вы действительно считаете, что Российской империи так уж важно признание ее таковой со стороны Людовика? — с нажимом стал говорить я, ну задел этот снобизм бывшего британца. — Мы самодостаточны и способны бить на поле боя и вышколенных французских карабинеров и бесстрашных османских янычар. Моя империя больше Франции в раз… во много раз, по количеству населения мы уже сравнялись, а после приобретения нами новых территорий, вероятно в моей империи проживает уже больше людей, чем во Франции. Так кто кого должен признавать?
— Простите, Ваше Императорское Величество, если коем образом задел Ваши чувства! — пытался исправиться Дуглас.
— Нет, Александр, — я намеренно назвал посланника только по одному его имени. — Вы меня не задели. Что это за империя, которая будет только так называться, не доказывая на деле свое величие? Россия показывает и силу и мощь и развитие! Особенно получилось это в войне с османами. Кстати, шевалье, а собирается ли Франция выкупать своих офицеров, которые были взяты нами в плен на турецких позициях? Или, может, в Вашей стране столь много толковых офицеров, что Вы готовы забыть иных?