Сопротивление бесполезно
Шрифт:
В Лондоне их ожидала не по сезону холодная погода. После солнечных жарких дней Прованса это производило неприятное впечатление, но Бланш чувствовала, что такая погода больше соответствует ее душевному состоянию. Это очень кстати, уверяла она себя, что у нее так много работы в госпитале и с частными пациентами. Кроме того, надо было не столько разобраться с вещами, готовясь к переезду в дом Роя, сколько – и это самое главное – в себе самой.
Какой-то инстинкт, – про себя она винила медлительных работников жилищных агентств – удержал Бланш от сдачи своей квартиры
Они сидели в обеденном зале для медперсонала, и Бланш, оторвав взгляд от чашки с кофе, удивленно вскинула брови.
– Но мне всегда казалось, что тебе нравится жить вместе с Минной и Клэр. – Три медсестры знали друг друга еще со времен первой стажировки. – Ты всегда говорила, что чем больше народу, тем безопаснее. И кроме того…
Неудобно было об этом говорить, но Джейн могла оказаться не в состоянии оплачивать всю квартиру одна.
Джейн, казалось, целиком сосредоточилась на датском печенье.
– Видишь ли… Ты, наверное, помнишь: я говорила тебе на свадьбе, что Патрик и я… – Тут она сделала неопределенный жест рукой и внезапно улыбнулась. – Он хочет, чтобы мы жили вместе.
– А-а, понимаю. – Патрик был недавно прибывшим врачом-стажером, который уже некоторое время встречался с Джейн. – Я подумала о чем-то подобном, когда увидела, как вы вместе танцевали на свадьбе… Но что скажет мама?! – Бланш покачала головой в притворном осуждении.
– Если повезет, родители ничего не узнают. – Джейн сделала маленький глоток и промокнула рот салфеткой. – Ну, а если им кто-нибудь проболтается… мне просто придется сказать, что большинство женщин моего возраста ведет себя так же. Ты, пожалуй, единственная, кого я знаю, кто не лег в постель до свадьбы.
Видя, как краска заливает лицо подруги, Джейн рассмеялась.
– Мы ведь сейчас о тебе говорим, – пролепетала Бланш.
– Конечно. Так вот, я считаю, что если мой отец ходит в церковь, это еще не означает, что я, его единственная дочь, должна жить, как монахиня.
– О, я не знаю… чем ты занималась до этого… – И они обе захихикали.
Подруги провели когда-то столько часов, обсуждая свои взгляды на жизнь и любовь, что теперь каждая из них, казалось, инстинктивно знала, что чувствует другая.
– Должна тебе сказать, – хорошенькое личико Джейн внезапно стало серьезным, – наверное, это нехорошо, но когда я смотрю на тебя, то чувствую дикую зависть…
– Зависть? Ко мне? – От удивления Бланш не заметила, как капля джема упала на ее кофточку. – Что ты имеешь в виду?
– Ну, если ты не понимаешь, я тебе объясню. – Джейн опять заулыбалась и, лукаво глядя на Бланш, подалась вперед, держа чашку в ладонях. – Мало того что ты заполучила самого соблазнительного мужчину в мире, ты еще и полностью изменилась за эти несколько дней во Франции! Да красней сколько тебе угодно, но это заметили все. Не буду смущать тебя дальше рассказами о том, что думает старый мистер Меркл о причинах такой перемены…
– Джейн!
– О’кей, о’кей. Но у тебя появился румянец, от тебя так и пышет жаром, чего не было прежде. О, я знаю, ты стараешься все это
– Ну, хватит.
Бланш постаралась не дать втянуть себя в этот разговор. В конце концов, они говорили сейчас совсем о другом. У нее было некоторое предубеждение против Патрика: он принадлежал к тому типу молодых докторов, которые присваивают себе право ухаживать за самыми хорошенькими медсестрами, а потом бросают их без колебаний, если какая-нибудь новая кандидатура появляется на горизонте.
– Если ты так уверена в Патрике, Джейн… Я хочу сказать, что это довольно неожиданно.
– Она говорит «неожиданно»! И это ты, которая едва дала мне время сшить платье на свадьбу и купить подарок!
– Ну, это совсем другое. – Бланш опять покраснела и улыбнулась. – Не сердись, Джейн. Я теперь респектабельная замужняя женщина, призванная давать советы.
– Да, да. – Джейн поспешно согласилась, и тут ее голос и манеры стали невероятно вкрадчивыми. – Скажи мне, пожалуйста, – я не имею в виду подробности, я не могу на это рассчитывать… Но уверена: Рой – просто фантастический любовник! О, дорогая, – прижав руку ко рту, она притворилась, что сожалеет о своей бестактности, – я смущаю тебя и себя тоже, мне не следовало спрашивать об этом. Но ведь это так, правда же?
– Какого ответа ты от меня ожидаешь? Если я скажу, что ты чудовищно ошибаешься, не думаю, что ты поверишь мне.
– Из такого ответа я бы сделала свои собственные выводы. Но ты абсолютно права: я бы тебе не поверила. Видишь ли, нельзя не заметить этого мягкого сияния твоих глаз, то, как ты улыбаешься, когда думаешь, что на тебя никто не смотрит… Как будто в тебе все время звучит какая-то мелодия.… Но серьезно, как насчет квартиры, Бланш? Есть хоть малейший шанс?
– Конечно, ты можешь переезжать, если хочешь.
Бланш знала, что если в квартире будут жить двое, плата будет им по карману. И, что не менее важно, Джейн будет очень аккуратным жильцом.
– Блестяще! Дай тебе бог здоровья. – Джейн заторопилась и осушила свою чашку, уже вставая. – Теперь я должна бежать. Может быть, еще успею застать Патрика. Я почти не смела надеяться! Как удачно, что вы с Роем так уютно устроились, и ты можешь сдавать свою квартиру… Ох, и передай ему мой поцелуй, хорошо?
Возвращаясь в отделение, Бланш думала о том, что сказать Рою. Он-то был уверен, что она немедленно продаст квартиру, и будет трудно объяснить ему, почему она решила поступить иначе. Да и себе было трудно это объяснить… Дойдя до этого места в своих размышлениях, Бланш остановилась: ей не хотелось копаться в себе глубже. Она немного боялась того ответа, который бы непременно возник.
С тех пор как они вернулись из Франции, чувство разобщенности между ними усилилось. Рой держался замкнуто и отчужденно, и Бланш чувствовала, что он сердится на нее почти так же, как прежде сердился на Томаса. Она обнаружила, что оказаться самой объектом его осуждения – гораздо более неприятная вещь, чем защищать от него кого бы то ни было.
Они потратили первое воскресное утро на перевоз вещей из ее квартиры. Когда с этим было покончено, Рой спросил:
– Ну, а когда ты думаешь ее продать?