Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг. (Ввоспоминания участников событий и боев в Петрограде, Москве, Оренбурге, Ярославле, Крыму, Северном Кавказе, Урале, Средней Азии.)
Шрифт:
Несмотря на их возбуждение, ему удалось их выпроводить. Доктор подошел ко мне: «Они вернутся, и я не смогу вас защитить. Идите в эту дверь, спуститесь во двор и дайте эту записку шоферу. Поспешите, уходите».
Нога опухла, и я почти уже не мог ходить, в голове мутилось. Я собрал все силы и побрел. Самое трудное была лестница. Я чуть не потерял сознание. Во дворе стоял грузовик Красного Креста. Я протянул шоферу записку. Он не стал меня расспрашивать и помог влезть. «Куда вас отвезти?»
Я дал адрес хирургической лечебницы моей бабушки на Никитской и потерял сознание. По временам я приходил в себя. Мы пересекли несколько фронтов. То это были белые, то красные. Все нас останавливали. Шофер говорил: «Везу тяжелораненого».
Люди влезали в грузовик, зажигали спички, и так как было много крови, нас пропускали.
Наконец
И вот видишь, я едва хромаю.
* * *
Положение бывших офицеров было неопределенно. Как бы вне закона. Но мы были молоды и беззаботны. В театрах все офицеры были в погонах, несмотря на угрозу расстрела. Ухаживали и веселились. Я вернулся в Путейский институт и сдал экзамены первого курса, кроме интегрального исчисления. Легко давалась мне начертательная геометрия и трудно химия.
Нас, конечно, тянуло на Дон, но нужно было преодолеть инерцию. Этому помогли сами большевики, объявив регистрацию офицеров.
Те, кто не явится на регистрацию, будут считаться врагами народа, а те, кто явится, будут арестованы. Трудный выбор, как у богатыря на распутье.
Регистрация происходила в бывшем Алексеевском военном училище, в Лефортове. Мы отправились посмотреть, что будет.
На необъятном поле была громадная толпа. Очередь в восемь рядов тянулась на версту. Люди теснились к воротам училища, как бараны на заклание. Спорили из-за мест. Говорили, что здесь было 56 тысяч офицеров, и, судя по тому, что я видел, это возможно. И сказать, что из этой громадной армии только 700 человек приняли участие в боях в октябре 1917–го. Если бы все явились, то все бы разнесли, и никакой революции не было. Досадно было смотреть на сборище этих трусов. Они-то и попали в ГУЛАГи и на Лубянку. Пусть не жалуются.
У нас здесь было много знакомых. Собрали совет. Что делать?
Во–первых, решили узнать, что творится на дворе училища, обнесенного стеной. Поговорить с кем-нибудь, побывавшим на допросе. Эта миссия выпала мне и Коле Гракову, который кончил это самое училище. Мы обошли здание кругом и убедились, что из него никто не выходит. В стене двора были пробоины от снарядов. Через одну из пробоин мы могли поговорить с офицером, находящимся внутри двора.
— Только не входите сюда, нас задерживают как пленных… Красный юнкер, часовой, подошел:
— Запрещено разговаривать с арестованными. У него была симпатичная морда.
— Скажите, что делают с офицерами?
Он заколебался, оглянулся во все стороны и:
— Чего вы, собственно, дожидаетесь? Окружения? — И он быстро отошел.
Он сказал достаточно. Мы вернулись к брату и рассказали виденное и слышанное. Решили уйти, не являться. Но раньше посеять панику среди толпы, чтобы все разбежались. Это было нетрудно сделать, потому что все пришли неохотно. Мы пошли вдоль рядов. Когда видели знакомого, а это случалось часто, то громко, чтобы все слышали, говорили:
— Уходите скорей. Мы обошли здание — никто не выходит. А сейчас будет оцепление.
Люди заволновались и стали выходить из рядов. Какой-то тип схватил меня за руку:
— Что вы рассказываете? Следуйте за мной. Но я его очень неласково оттолкнул:
— Ах, гадина, красный шпион!
Окружающие надвинулись угрожающе и стали пинать его ногами в задницу. Тип предпочел скрыться.
Мы достигли своей цели, ряды расстроились, толпа заволновалась.
— Теперь давайте утекать сами.
Когда мы перешли мост, появились вооруженные матросы. При их виде толпа офицеров бросилась врассыпную. Мы пошли малыми улицами.
Офицеров объявили вне закона. Многие уехали на юг. Знакомые стали нас бояться.
Раздел 3
В конце августа горел форштадт Оренбурга. Было сухо, и сильный ветер гнал из степи туркестанский песок. Дым заволакивал город. Не помню, как мы узнали, что солдаты гарнизона отказались идти тушить пожар, помогать казацкой «гидре».
В форштадте жило много наших товарищей из местных, и мы, всей первой ротой, пошли тушить пожар. Заправив белые брюки в сапоги, вооружившись чем попало: лопатами, кирками, просто цигелями от кроватей. Форштадта не спасли, конечно. Он сгорел дотла. Это было первое наше выступление, пока еще мирное, но в нем первый раз коллективно выразился тот дух, с которым несколько месяцев спустя цвет русской молодежи взялся за винтовку.
110
Яконовский Евгений Михайлович, р. в 1903 г. Кадет 5–го класса Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса. В январе 1918 г. участник обороны Оренбурга. Во ВСЮР и Русской Армии в Одесском кадетском корпусе. Участник похода из Одессы и боя под Канделем, затем в Русской Армии — юнкер 4–й артиллерийской бригады и л.-гв. Гренадерского полка. В эмиграции в Югославии. Окончил Крымский кадетский корпус (1921), университет, затем во Франции служил во французской армии, до 1956 г. сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 15 мая 1974 г. в Монтобане (Франция).
111
Впервые опубликовано: Военная Быль № 2 — 3 Июнь — август 1952.
Вернувшись с каникул, мы нашли много нового. Официально мы не были даже кадетами, а какими-то гимназистами Военного ведомства — даже не «военными гимназистами», как при Александре II, а просто «подведомственными». Роты назывались «возрастами», строевые занятия были отменены, и даже в столовую мы ходили «поклассно». Форму пока не трогали, должно быть из экономии, но уже говорилось о снятии погон, кокард и прочих воинских отличий. Вместо Педагогического комитета был образован Педагогический совет, в который вошли выбранные «делегаты» трех старших классов. Воспитатели назывались классными наставниками, и их по возможности заменили штатскими. Мое первое отделение пятого класса подполковника Г. К. Чердилели [112] попало нашему историку, прекрасному педагогу и твердому патриоту, Григорию Семеновичу Хрусталеву. Конечно, вначале мы в какой-то мере распустились. Но длилось это недолго: до Корниловского выступления, в конце августа. Тогда мы сами, кадеты пятого и шестого классов, обратились к седьмому с просьбой заменить привычный для нас авторитет, вдруг исчезнувший, оставив за собой пустое место.
112
Чердилели Григорий Константинович, р. в 1870 г. Полковник Апшеронского пехотного полка, воспитатель Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса. Во ВСЮР и Русской Армии в Крымском кадетском корпусе до эвакуации Крыма. Эвакуирован на корабле «Константин». В эмиграции в Югославии. 1 сентября 1920 г. — 1 июля 1929 г. воспитатель Крымского кадетского корпуса. Умер до 1936 г.