Сопротивление королевы
Шрифт:
Никто из ткачих ко мне так и не подошел.
Ткачихи не хотели записывать свои показания, поэтому я поразилась, когда ко мне обратился конюх.
Он нашел меня после ужина, встретил на тропе к конюшне, когда я отправилась на вечернюю прогулку со своим волкодавом.
– Госпожа Бриенна!
Конюх остановился передо мной. Он был высокий и тощий, длинные темные волосы заплетены в традиционные мэванские косы. Я не поняла, что его так встревожило, пока не заметила: он не спускал глаз с Несси. Собака начала на него рычать.
– Несси, спокойно, – приказала я.
Волкодав опустил загривок и сел у моих ног. Я опять посмотрела
– Я знаю, что вы делаете для Нив, – пробормотал он, – и должен поблагодарить вас за то, что учите ее читать и писать, помогаете ей рассказать о своих воспоминаниях потомкам.
Если он об этом знает, то, наверное, от Нив.
– Нив очень сообразительна, – ответила я. – Я рада научить ее всему, что смогу.
– А не могли бы вы и для меня кое-что написать?
Просьба застала меня врасплох. Сначала я не знала, что ответить. Между нами пронесся порыв холодного ветра, задрав край моего плаща.
– Ладно, пустяки, – произнес он и собрался уйти.
– Почту за честь написать что-нибудь и для вас, – проговорила я, и конюх остановился. – Но мне интересно, почему вы подошли ко мне, а не к моему брату?
Он обернулся и опять пристально посмотрел в мою сторону.
– Госпожа, я предпочел бы, чтобы для меня писали вы.
Меня озадачили его слова, но я кивнула.
– Где?
Он указал на стену конюшни, сложенную из скрепленного раствором, грубо отесанного камня, и узкую дверь, примостившуюся между двух окошек.
– Это сарайчик для сбруи. Вечером там никого не будет. Встретимся там через час?
– Хорошо.
Мы разошлись: он вернулся в конюшню, а мы с Несси пошли дальше к замку. Но мне по-прежнему не давал покоя вопрос: почему он обратился ко мне, а не к Люку?
Через час сгустились сумерки, и я с письменными принадлежностями в кожаной сумке отправилась к маленькому сараю для сбруи. Конюх ждал меня внутри. На покосившемся столике перед ним горел фонарь.
Он встал, когда я вошла и со скрипом закрыла дверь.
Поставив сумку на стол, я уселась на груде мешков с зерном, которые он приготовил мне вместо стула, в дрожащем свете достала бумагу, перо и чернила. Приготовившись, выжидательно посмотрела через стол на конюха, вдыхая земляные запахи лошадей, кожи и зерна.
– Не знаю, с чего начать, – сказал он, тоже усаживаясь.
– Может, сначала назовете свое имя? – предложила я.
– Я Диллон. Назван так в честь отца.
– Диллон Мак-Квин?
– Да. Мы всегда берем фамилию лорда.
Я записала его имя и дату. Похоже, Диллон опять затруднялся продолжать. Но я придержала язык и позволила ему собраться с мыслями. Спустя некоторое время он заговорил. И мое перо заскрипело по бумаге.
Меня зовут Диллон Мак-Квин. Я родился в первый из темных годов, в год после побега лорда Мак-Квина и убийства леди Мак-Квин. Я не помню времени, когда нами и нашими землями не правил Аллена. Но я всегда был при конюшнях, еще до того, как научился ходить, поэтому слышал много пересудов и знаю, каков был Аллена.
Он был добр с теми, кто становился перед ним на колени, кто восхвалял его, следовал всем его приказам. Мой отец, главный конюх, являлся одним из таких людей. Когда Аллена говорил есть, отец ел. Когда он говорил плакать, отец плакал. Когда говорил прыгать, отец прыгал. И когда он сказал отцу, чтобы тот отдал ему свою жену, отец отдал.
Я остановилась, стараясь унять дрожь в руках. К горлу подкатил ком, но я не могла сглотнуть. И до меня дошло, что я переоценила свою смелость.
– Госпожа Бриенна, – прошептал Диллон.
Я заставила себя встретиться с ним взглядом. Слова поднимались с бумаги как дым, застилающий мне глаза.
– Госпожа, обещаю, вы захотите услышать окончание этого рассказа.
Я набрала побольше воздуха. Нужно доверять конюху – в этой истории есть то, что мне необходимо услышать. Медленно опустив перо в чернила, я приготовилась писать дальше.
Моя мать была красавицей. Она сразу привлекла внимание Аллены, и все, кроме отца, знали, что лорд вынудил ее делить с ним постель. Мне было всего три года, и я понятия не имел, почему мама так редко появляется.
Мать два года являлась любовницей лорда. Когда Аллена понял, что она не может забеременеть, он просто убил ее. Вскоре после этого умер и отец – он был сломлен без всяких шансов на исцеление.
Но в 1547 году случилось что-то странное. Аллена стал больше времени проводить в Дамэне, в собственных владениях, и оставил нас в покое. Наши женщины расслабились, решив, что он их больше не тронет. Ходили слухи, что Аллена хочет дочь, пусть даже незаконнорожденную. У него было два сына, а лорд без дочерей считается бесхребетником.
Осенью до нас дошли новые слухи. У Аллены появилась дочь от валенийки, женщины по имени Розали Паке, и он собирается эту дочь забрать. Но потом, спустя три года, что-то нарушило его планы, потому что он вернулся в Фионн и выбрал в любовницы еще одну женщину с твердым намерением обзавестись дочерью.
Он выбрал самую красивую ткачиху. Нам всем было ее очень жаль. Лара родила Аллене ребенка. Да, это была девочка, как он и хотел. Однако, когда девочке исполнился год, она заболела оспой. Болезнь обезобразила лицо малышки и стоила жизни Ларе. Девочка тоже должна была умереть, уйти следом за Ларой на тот свет, но продолжала бороться за жизнь. Она хотела жить. И, когда Аллена понял, что его дочь не умрет, но как знамя будет носить шрамы, он вдруг повел себя так, будто ребенок не его, и бросил девочку на попечение ткачих.
У меня дрожала рука. Я больше не могла писать – слезы застилали глаза.
Но Диллон говорил дальше. Говорил, чтобы я слушала, а не писала.
– Ткачихи полюбили ее, приняли как собственную дочь. Девочку назвали Нив и решили никогда не выдавать, кто ее настоящий отец, сказав, что ее отцом был добрый бондарь. И нам опять стало интересно, почему после этого Аллена оставил наших женщин в покое. После рождения Нив он больше ни к одной не прикасался. Но я могу представить, почему: наших женщин защищала чья-то жизнь, обещание отдать ему дочь из-за пролива.
Диллон встал и перегнулся через стол, чтобы взять меня за руки. Я плакала, словно меня пронзили клинком и от этой раны никогда нельзя будет исцелиться.
Нив была моей сводной сестрой. Моей сестрой.
– Бриенна, я знаю, что сейчас они на вас обижены, – прошептал Диллон. – Но когда-нибудь, когда время залечит раны, они полюбят вас, как любят Нив.
Глава 10. Картье
Больше не сирота