Сопротивление материала. Том 3. Так не бывает
Шрифт:
Гроза постепенно стихла, уступив место тоскливому серенькому дождю: слёзы продолжали медленно сочиться из глаз девушки.
– Ну? – осторожно произнёс Дедов. – Рассказывай! Почему ты вернулась?
Обессиленная рыданиями, она помотала головой.
– Я никуда не уезжала…
Эти слова прошелестели, как если бы их произвёл, опускаясь на землю, опавший лист. Но их смысл был равносилен грому.
– Не уезжала?!
Она опять помотала головой.
– Ты не… Но почему? И как твоя бабушка? Лёша говорил, она…
– С ней всё в порядке. Спасибо.
Иван Ильич подождал, но продолжения не последовало. Он накрыл своей большой рукой Сашину руку, теребившую на коленях влажный платок, и сказал требовательно,
– Так. Давай-ка всё с самого начала! Ты не поехала поступать в прошлом году, потому что…
Саша прерывисто вздохнула и начала, глядя в утоптанный гравий дорожки под ногами:
– У бабушки случился инфаркт. А мама уже оформила себе специализацию в Питере…
Она вздохнула и медленно, виток за витком, стала разматывать свою печальную сагу.
Когда она дошла до последнего письма Славика, её горло снова сдавил спазм, и она оборвала рассказ на середине фразы. Дедов почувствовал, как от усилий не расплакаться напряглись её плечи, и закончил за неё:
– Он больше не написал.
Она только кивнула, яростно прижимая к губам его скомканный платок, точно собиралась затолкать его себе в рот, как кляп. Он вздохнул и задумался. Всё это было до нелепости странно. Саша Рогозина, хоть и не была «блестящей» выпускницей, но, безусловно, одной из лучших в своём выпуске. Как минимум, заслуживающей шанса. Она никогда не мельтешила в первых рядах, среди так называемых «активистов», но он своим учительским чутьём видел в ней то, что, для себя, называл зерном творца. И этому суждено пропадать впустую из-за какой-то непостижимой комбинации случайностей?! Ладно, Славик: дело молодое, мальчишка. Хотя это странно и непохоже на него, но чего не бывает: увлёкся кем-то ещё. Но где мать, где отец этой девочки – этого ребёнка? Да, всё ещё ребёнка – которому приходится нести несоразмерную своему возрасту ношу…
Иван Ильич почувствовал, как Саша зябко поёжилась, и опомнился. Приступ горя измотал её, сжёг скудный запас тепла, который ещё тлел в её сердце, и теперь она отчаянно мёрзла.
– Ну, вот что, – заговорил он. – Пойдём на автобус, а то ты, чего доброго, простудишься. Но завтра я тебя жду, хорошо?
Саша посмотрела на него растерянно.
– В школе?
– В школе.
Она отвела взгляд и ничего не сказала, но он понял, что она не придёт: слишком многое в школе напоминало бы ей о Славике.
– Хорошо. Не надо приходить в школу. Ты знаешь, где я живу?
Она кивнула, но тут же помотала головой.
– Где-то в Посёлке?
– Да. – Дедов на секунду задумался. – Завтра в три часа я буду ждать тебя у перехода. Договорились?
Она взглянула на своего учителя с вялым интересом – слишком устала. Как это часто бывает после слёз, ею овладело безразличие. Хотелось как можно скорее попасть домой, закутаться в шерстяной плед и оцепенеть, затаиться в уголке дивана, закрыв глаза – путь бабушка думает, что она заснула. Саша послушно кивнула, но это не убедило Дедова, и, уже на остановке, когда подъехал её автобус, он повторил свою просьбу.
– Обещай мне, что придёшь! Я буду ждать.
– Хорошо, – пролепетала она послушно, – Я приду.
Только когда автобус уже отъехал и, описав круг по вокзальной площади, скрылся за поворотом улицы, Дедов заметил в своих руках сумку, которую забыл отдать Саше. Что ж, усмехнулся он, теперь-то ей точно придётся прийти. И, озадаченный, с нахмуренным лбом, развернулся к переходу.
Он шёл улицей Посёлка – расположенной за железной дорогой части Раздольного – первой улицей, проложенной здесь, когда стали строить дома. За несколько десятков лет, прошедших с той поры, когда здесь появились первые жители, Посёлок разросся, за старой его частью вырос микрорайон, потом другой. А в этой, ближайшей к путям части почти ничего не изменилось, разве что появился асфальт, да деревья, которые торчали тогда тонкими прутиками, заботливо подвязанными
Дома он выдвинул ящик стола и вынул из него картонную папку на завязках. В этой старой папке Иван Ильич хранил кое-что из бумаг, связанных со своим последним классным руководством – после Сашиного выпуска он не стал «брать класс», объяснив это возрастом: в его почти восемьдесят каждый год как подарок, и вероятность того, что он, приняв четвероклашек, сможет довести их до выпуска, неумолимо стремится к нулю. Но эту папку он не выкинул – просто не поднялась рука. Здесь хранились, в числе прочего, данные о родителях его ребят. Дедов пробежал глазами список. Вот: Мальцева Елена Степановна, но она сейчас недоступна; Мальцева Вера Сергеевна. Адрес, телефон. Та самая бабушка. И – между строчек, другими чернилами – Рогозин Алексей Михайлович (только адрес, без телефона). Поговорить бы с этим Алексей Михайлычем. Насколько было известно Ивану Ильичу, Сашин отец жил со своей новой семьёй тут же, в Раздольном, и работал в хирургическом отделении горбольницы.
Он полистал телефонный справочник, нашёл номер и набрал его.
– Хирургия, – ответил деловитый женский голос.
– Могу я поговорить с Алексеем Михайловичем?
– Одну минутку, – ответила неведомая ему женщина. Было слышно, как она спрашивает у кого-то: «Кать, Рогозин у себя?». Трубку, видимо, положили на стол – Дедов слыщал, как кто-то шелестит бумагами, как скрипит стул. Наконец там ответили.
– Да?
– Алексей Михайлович?
– Да.
– Это Иван Ильич Дедов, бывший классный руководитель вашей дочери…
– Да… Здравствуйте. – В голосе Рогозина слышался вопрос.
– Вы давно видели Сашу?
Его собеседник ответил не сразу.
– С месяц назад. Да, получается, что давно. – И он вдруг вскинулся: – С ней что-то случилось?
– Ну, как вам сказать… Вы вообще в курсе её дел?
– Смотря что вы имеете в виду…
– Вам известно, например, что Саша так и не стала поступать в институт?
– Конечно, из-за Веры Сергеевны. Из-за бабушки.
– Это в прошлом году. А в этом? – и, так как на том конце провода сразу не ответили, Иван Ильич продолжил. – Если вы, как говорите, видели Сашу около месяца назад, то должны быть в курсе того, что она опять не поступила в институт – не стала даже пытаться. Какие у вас с ней отношения?
Рогозин откашлялся.
– Думаю, что хорошие. Что всё-таки случилось?
Дедов чуть было не воскликнул: а этого вам недостаточно? Но он сдержался и продолжил ровным, насколько было возможно, голосом.
– Алексей Михайлович, простите, если вам это покажется неуместным, но судьба вашей дочери мне небезразлична, и я считаю себя обязанным это сказать. Сегодня я встретил её в городе и был очень удивлён, узнав, что она так до сих пор никуда и не поступила. Саша – одна из лучших учениц своего выпуска. И у неё сейчас непростое время. Я уже старый человек и, надеюсь, вы извините мне то, что я скажу. Как вы могли допустить, чтобы ваша девочка, с её способностями, была оставлена на произвол судьбы?