Сопротивление материалов

Лавров Владимир

— Я согласен с герр Соколофф, — сказал Максим Бланк, взрослый член "Летящего паровоза", ему было целых двадцать девять лет, — с фру лучше не говорить, фру лучше слушать и сопереживать.

— А я не согласен, — возразил его друг, Мартин Аппельрот, — женщина очень даже может быть другом человеку.

— Мужчине, — поправила его Ваулина.

— Чего? — удивился Мартин.

— Не человеку, а мужчине, — повторила за подругу Дубровская.

— А… йа, натюрлих.

Веселов и компания засмеялись — шутка удалась.

— Женщина очень даже может быть другом человеку…

то есть мужчине, но только если они не спят вместе, — упрямо продолжал своё Мартин, — у меня есть подружки, с которыми я дружу с пятнадцати лет, и мы остаёмся хорошими друзьями только потому, что мы ни разу не спали вместе. Я для них иногда лучшая подружка.

— Это неожиданный поворот, — признался Веселов.

— А если спят? — спросила Дубровская.

— Тогда тяжелее, — признал Мартин, — накладываются дополнительные чувства — долг, обязанность, желание близости, в конце концов… это отвлекает.

Вся компания удивлённо замолчала, переваривая информацию.

Они лежали в выдолбленных во льду лунках, укрытые искусственно вызванным снегом в ожидании сигнала к атаке. Восемьдесят девять членов тайного ордена готовились напасть на антарктическое логово вампиров и "Изумруда". Все они были в защитных мантиях, с покрывалами невидимости, и все были увешаны различным оружием обильнее, чем новогодние ёлки шарами. В ожидании сигнала к атаке они и занимались подобным трёпом — лежать молча было выше человеческих сил. Сигнала к атаке всё не было — находившиеся в дозоре на вершине скальной гряды Сергей Александрович Гуров и Томас Матзке чего-то ждали.

Наконец приказ поступил — но совсем не такой, какой ожидали "паровозники".

— Возвращаемся в университет, там затевается нечто нехорошее, — сказал Сергей Александрович. Одновременно у всех студентов, которые формально входили в разные ордена, запипикали сигналы срочного сбора.

Над университетом висел символ опасности — красное переливающееся зарево. Формально все члены "Летящего паровоза" находились на боевом задании — на уничтожении зомби в запретном городе Кощея. Только это могло объяснить их вооруженность. У ворот университета даже стояла палатка с флагом, на котором был нарисован паровоз с крыльями. В палатке дежурили две второкурсницы — немаги, для отвода глаз. Посовещавшись, решили оставить всех немагов около палатки — соваться в университет с их оружием смысла не было, любой маг моментально превратил бы их в беззащитную мишень. Немагов замаскировали в снегу вместе со взрослыми членами ордена, после чего двадцать пять магов — студентов и двое преподавателей двинулись в университет.

В университете Александра посетило ощущение дежа вю — две кучки магов друг напротив друга, только теперь прогрессисты стояли справа от векового дуба, что рос на площади университета, а консерваторы — слева. Обе группировки росли — прибывали всё новые и новые члены орденов. Ректор стоял около дуба и уговаривал решить дело миром. Александр, как и в прошлый раз, зашел за спину ректора. Ректор отметил наличие на всех "паровозниках" боевых доспехов, проводил их взглядами, но речь ради них не прервал.

—

Сколько можно! — перебила ректора профессор Сазонова. За последнее время она превратилась в совсем иссохшую старушонку, но голос у неё оставался по-прежнему звонким, — Консерваторы уничтожили две наши боевые группы — у нас есть доказательства! И это при том, что на них никто не нападал! Такое противостояние не может больше длиться! Долой ретроградов и эгоистов! Покончим с этим прямо сейчас! — с этими словам профессор Сазонова вытащила палочку и обрушила смертоносную магию на строй консерваторов. Большая часть смертоносной магии пропала зря — консерваторы тоже были не дураки и смыслили в магии, но несколько человек всё-таки упало.

— Вот зараза, — сказал Сергей Александрович. Ректор шустро юркнул за широченный ствол дуба. "Паровозники" последовали его примеру, те, кто был с мётлами, взлетели и укрылись на уровне веток. Впрочем, на них никто не обращал внимания — консерваторы и прогрессисты были очень увлечены тем, что убивали друг друга.

— У меня печать ордена жжет, заставляет присоединиться к бою, — закричал Майоров.

— У меня тоже! — закричали сразу несколько человек из числа тех, кто входили в разные тайные ордена.

— Боритесь! Не поддавайтесь! — крикнул им Александр.

— Они не смогут, — сказал ректор, — печать ордена обязывает делать то, что решил орден, единственный способ им помочь — усыпить.

Александр немного поколебался, выстроил несчастных в рядок и усыпил их — но не на час, как советовал ректор, а на несколько минут. Тем временем находиться даже за дубом стало опасным — ордена перешли к самой тяжелой магии, бившей по площадям. Ненадолго всё затихло — находившиеся на площадке консерваторы перебили всех прогрессистов и занялись организацией засады — от ворот уже спешила новая партия прогрессистов.

— Сейчас прибудут студенты из дальних пещер, — сказал ректор Ваулиной, — и всё это повторится сначала. Так они мне весь университет перебьют. Могу я попросить вас спеть песню, ту вашу, которая всех выключает?

На площади раздался шум — засада консерваторам не помогла, прогрессисты задавили их числом. Через десяток секунд из пещер появилась обещанная толпа студентов, в основном — консерваторов. С ними был профессор Марадей. Поначалу они даже не сообразили, что происходит.

Ваулина начала свою песню. В роли хора выступали все члены "Летящего паровоза", кроме Гурова. Получилось хуже, чем на памятном выступлении, но для поставленной задачи хватило бы и одной Ваулиной. Прогрессисты из числа переживших успели поднять палочки, все остальные даже не успели — застыли, прислушиваясь к дивным звукам.

Ваулина пела так и не так, как она пела на первом курсе. Теперь уже пела не озорная девчонка, а женщина, познавшая любовь и горечи потерь. Александр успел заткнуть уши (ректор и Гуров поступили так же), остальные вынуждены были подпевать и — соответственно — слушать песню. Один за другим "паровозники" падали на снег с глупыми улыбками на лице. Даже сквозь заткнутые уши Александр слышал, что Ваулина пела нечто невыразимо прекрасное.