Сопротивляйся мне
Шрифт:
— А почему наши отцы поругались? Ты не знаешь? В нашей семье эта тема запретная. — Я откусываю кусочек хрустящей вафли своего рожка.
— Это тебе надо у Вовы спросить. Или напрямую у папы. Я, если честно, никогда не интересовалась, это ведь давно было.
— Думаешь, он ответит? Кругом одни тайны.
— Пятьдесят на пятьдесят. Я только знаю, что это как-то связано с твоей покойной тетей Верой. Отец иногда ее упоминал раньше, когда разговор заходил о вашей семье. Она была красивой и хорошей девушкой.
— Да? Надо
Вечером мы по традиции едем в баню, чтобы отдохнуть перед новой трудовой неделей. Улучив минутку, я звоню маме и прошу прислать мне фотографии Веры. Та мешкает, а потом обещает поискать. Странно. О моей тете никто никогда не говорит, ее фотографии где-то припрятаны. При этом она, оказывается, послужила причиной ссоры двух семей.
— Сергей Владимирович, а почему вы с папой перестали общаться? — спрашиваю я решительно. Мы с Владимиром уже попарились от души и сейчас сидим в беседке, пьем пиво, болтаем. Свекор тоже с нами, ждет, пока градус в парилке повысится и настанет «его температурка».
— А как ты думаешь? Что говорил Артём? — отвечает он вопросом на вопрос. Бросает на меня внимательный, но не злой взгляд. Скорее заинтересованный. Владимир молчит. Стреляет глазами в отца. Рот мне не затыкает, но тем не менее становится не по себе.
Надо было сначала спросить у мужа. Но после футбола мы играли в парке с детьми, потом поехали к свекрам, а тут всегда кипиш. Пока готовили, пока накрывали на стол…
— Ничего не говорил. Мне… вообще редко что-то рассказывали. Только крохи информации.
— Они поссорились из-за одного нераскрытого дела, — нейтрально говорит Владимир.
— Твой отец, Лика, закрыл много дел, которым следовало дать ход, — Сергей Владимирович изучает меня, потом делает глоток пива и тянется к креветкам. Я невольно опускаю глаза.
— Папа, не нужно, — встревает Владимир. — Она ни о чем не знает.
— Верю, — соглашается Сергей Владимирович. — Лика, ты теперь наша девочка. Дымарская. Тебе же лучше, если у тебя с твоей семьей больше не будет ничего общего.
Середина июня. Жара стоит под тридцать градусов. Но по моей коже пробегает озноб. Я так и не научилась смотреть в глаза свекру. Невольно завидую Дарине, она бойко спорит со всеми. Во мне же, в самой глубине души, по-прежнему живет страх. Скользкий и липкий. Стоит только дать ему волю — он тут же свои щупальца распускает, по рукам и ногам сковывает, рот затыкает.
Я боюсь таких мужчин, как Сергей Владимирович. Могущественных, властных, жестких. И я мужа своего перестала бояться относительно недавно.
Владимир обнимает меня. Его пальцы скользят по моей коже — я ведь в купальнике. На самом деле страх, который во мне взращивала моя семья с рождения, никуда не делся. Он просыпается при каждой спорной ситуации. Я впадаю в ступор и быстро соображаю, что сказать и сделать, чтобы понравиться. В идеале — убежать и забиться
Пальцы Владимира впиваются в мою кожу. Это не больно. Он показывает, что рядом. Он отбил меня у своей семьи еще до нашего знакомства. До наших признаний друг другу. До нашей близости в постели. От рассказов Леры у меня мурашки по коже.
«Владимир, ты умом тронулся?»
«Тронулся. Влюбился».
Мне он ни разу не говорил о любви. Я даже не представляю, как он произносит эти слова. «Я влюбился». Но родителям объявил. Лера бы лгать не стала.
Невозможно измениться за один месяц. Я уже не тот человек, что была до замужества, но до цели мне еще далеко. А идти по тернистой дороге за смелостью и уверенностью в себе намного легче, когда за спиной шагает настоящий злой Серый Волк.
Я кладу руку на ногу Вовы. Под столом. Он легонько поглаживает мой бок.
— Да, я Дымарская. Разумеется, — говорю с улыбкой. Что бы ни случилось — я с ними. Со своим мужем. Мой отец так хотел — и я покорилась. А теперь я хочу этого сама. — Мне просто нужно разобраться. В последнее время часто слышу, что я очень похожа на Веру. Но при этом, едва я начинаю задавать вопросы, разговор поспешно сворачивают.
— Похожа, Лика, — кивает Сергей Владимирович. — Еще как.
Мы едем домой поздно вечером. Я чувствую себя расслабленной и довольной — как всегда после бани. Владимир ведет машину.
— Вов, расскажи мне про папу, — говорю я, потягиваясь.
— Что именно? — спрашивает он.
— Я не боюсь ничего. Просто хочу знать то, что знают остальные.
— Мои родители относятся к тебе хорошо, — произносит совершенно серьезным тоном. — Это тебе нужно знать в первую очередь. Ты часть нашей семьи.
Опять тот же озноб. Владимир слишком сильно похож на своего отца, хотя сам не понимает этого. Когда он говорит таким тоном, мне хочется прижаться к нему и зажмуриться. Заяц внутри больше не хочет в норку. Он хочет спрятаться за своим Серым Волком.
— Самое главное, что у меня есть ты, — говорю я.
— В жизни всякое может случиться, — парирует Владимир уклончиво.
— Так а что с отцом? — перевожу я тему. Мне не нравится то, к чему он клонит.
— Мало ли что, — чеканит Владимир слова. — Если со мной что-то случится, ты должна будешь остаться с моей семьей и жить здесь.
— Перестань, — говорю я громче.
— Я тебе запрещаю возвращаться в Республику, — отдает Владимир приказ.
Я вскидываю руку.
— Прекрати говорить такие вещи! — вспыхиваю. — Иначе мы сейчас крупно поругаемся! В пух и прах! С тобой ничего не случится. Я не собираюсь об этом даже думать! — При одной мысли, господи, если даже на секунду допустить, что я его потеряю, у меня сразу слезы на глаза наворачиваются. Вот и сейчас льются. Я быстро вытираю их, они ручьями струятся. Я разрыдалась на пустом месте!