Сопротивляйся мне
Шрифт:
Мой муж — мальчик взрослый, сам решает, что ему делать. И я никогда в жизни не буду даже пытаться им командовать. Поэтому ссориться не стала. После самолета он помылся, перекусил на кухне и пришел ко мне. А я его обняла.
— Как слетал? — прошептала.
— Так себе, — ответил он, ведя пальцами вдоль моего позвоночника.
Я по тону его поняла, что рассказывать ничего не хочет.
— Как там мои? Нормально тебя встретили?
— Более чем. Виолетта Степановна только расплакалась. Думала, мы вдвоем летим. Она тебя ждет, Анж. Каждый день.
Мне
Она уже не изменится. Никогда. А я тоже хочу пожить. Счастливо. Это значит без ее присутствия.
— Я ее к тебе не подпущу, не бойся, — сонно прошептал он, и я сжалась в комочек, к нему сильнее прильнула. — У тебя будет совсем другая жизнь. Долгая и счастливая. Всё будет, как ты сама захочешь.
— Обещаешь? — спросила тихо, ему в тон. Кажется, кое-кто побывал у меня дома и впечатлился. На самом деле, когда с детства живешь в определенных условиях, — привыкаешь к ним, считаешь абсолютной нормой. Только в Москве я начала задумываться, что меня воспитывают как-то не так. Сейчас же… для меня стало бы дикостью, если бы кто-то начал контролировать, сколько и чего я съедаю. Как долго плескаюсь в ванной, как много расходую шампуня.
Мне до сих пор хочется позвонить и отпроситься у кого-нибудь, если подруги предлагают после учебы пройтись по магазинам или посидеть в кафе. Останавливает только понимание, что Владимир скажет раздраженно: «Реши это без меня».
— Легко, — улыбнулся он.
И я улыбнулась тоже.
— Ты до отвращения самоуверен.
— Я строю планы на будущее, — он провел ладонью по моему бедру. — Это полезное занятие.
— Да. Я тоже строю. А еще у меня болит задница! До сих пор! — пробурчала недовольно. Это правда, он уехал, а последствия нашего эксперимента остались со мной.
Владимир тихо рассмеялся. Мы поцеловались. Без страсти или похоти, а просто нежно. Соскучились.
Утром приходит врач, осматривает меня. Заверяет Владимира, что для паники по-прежнему нет повода, но мне нужен отдых и время на восстановление. Мы посвящаем сну еще несколько часов, открываем глаза ближе к вечеру.
На готовку сил нет, и я заказываю доставку еды. Пока ждем, вновь заваливаемся в постель. Владимир ведет рукой по моей груди — как бы машинально.
— У тебя мало родинок, — говорит он задумчиво, касаясь небольшого шрама от тату.
— Да, мало, — соглашаюсь, кликая по кнопкам пульта от телевизора, выбирая новую серию сериала, которым увлеклась во время болезни.
— Мне жаль, что эту удалили до того, как я ее увидел, — он вновь касается шрамика.
Я облизываю губы.
— Да, жаль.
А потом вдруг беру и рассказываю ему, что на самом деле на этом месте была татуировка, которую я сделала, когда узнала о предстоящем
В ответ Владимир долго на меня смотрит. Мрачно. Задумчиво.
— Что? — пугаюсь я. — У тебя тоже есть тату. Не думала, что ты отнесешься негативно.
— Мне вот интересно, Анжелика. Как ты вообще выжила? Вот такая, — он склоняет голову набок.
— Какая?
— Открытая, искренняя, способная любить. В своей семье. Как? Я просто не понимаю. В чем твой секрет?
— Вов, давай начистоту, — я сажусь прямее. — Я выросла скучной, вялой и забитой. Неинтересной ботаничкой, пугающейся собственной тени. Боящейся сказать слово против. После переезда на юг у меня началась новая жизнь. И я стараюсь к ней приспособиться.
Мы смотрим друг другу в глаза, потом он откидывается на подушки.
— Давай, как ты поправишься, съездим в салон и сделаем тебе любую татуировку.
— Хоть на лбу? — смеюсь я.
— Где угодно, — он хмурится, злится.
— Тогда я бы хотела зайчика на лопатке, — потом саму себя осекаю. — Нет, лучше волчицу. Не хочу больше быть зайчиком. Хочу изображение сильного, красивого, преданного животного. Не трусливого.
— Волки живут стаями, — говорит Владимир.
— Да, чтобы было удобно помогать друг другу, — киваю я. — Охотиться и отбиваться от других охотников.
— И прочих лесных монстров.
Он, конечно, не знает, что в своих мыслях я много раз называла его Серым Волком. И до сих пор рядом с ним я частенько чувствую себя маленькой девочкой, заблудившейся в лесу, а потом попавшей в сказку. Наверное, мы нескоро станем на равных, — он старше меня на девять лет. Это много.
Но я буду стараться быть ему интересной. Любить его. Я стану его волчицей.
В понедельник Владимир уходит на работу, возвращается вечером разбитый и с головной болью. Во вторник он звонит своему боссу и сообщает, что берет больничный на два дня. У него поднимается температура.
Еще целых два дня мы проводим в постели. А к вечеру среды мне кажется, что ближе людей просто на свете не существует! Изнуряющий нескончаемый насморк — один на двоих, горы платков, постоянные чаепития с малиной, перебиваемые громкими чиханиями — как выяснилось, роднят похлеще секса.
Мой грозный прокурор с красным носом выглядит таким несчастным и забавным одновременно, что я берусь за его лечение с особым рвением.
Мы то сочувствуем друг другу, то хохочем, обсуждая несимпатичные симптомы. Постоянно спим, едим всякую дрянь, смотрим сериалы в обнимку. Отдыхаем от всего на свете. Владимиру болеть не нравится совсем, у него куча дел, все его дни обычно расписаны чуть ли не по минутам. Мне же… просто хорошо провести рядом с ним целых два дня. Вдвоем.
Ранним утром в четверг я просыпаюсь оттого, что он нежно целует мое плечо. Шею. Спину. Касается губами и теплым дыханием. Я снова замираю — по-прежнему моя первая реакция на особенно приятные вещи. Он продолжает касаться губами — теперь моего затылка, виска, щеки. Наконец, губ.