Соразмерный образ мой
Шрифт:
— Это щека раздулась — в восемь раз. Ты в жизни не догадаешься, кого притащил ко мне Роберт…
У себя в постели Марика откинулась на подушки и слушала. «Как же он переволновался. А меня рядом не было. Подумать только, какие у Роберта знакомства: дантист-гробовщик…» Каждому из них становилось тепло от звуков родного голоса. В разных городах они бок о бок лежали в темноте, и каждый думал: «На этот раз нам повезло». Они все крепче сжимали телефонные трубки и вместе гадали, сколько еще продлится их разлука.
ЗАБЛУДШИЕ
Сбившись с дороги, люди ведут себя двояко. Одни паникуют, и обычно с Валентиной бывало именно так. Другие смиряются с фактом и ждут, чтобы неизвестность сама подсказала им путь. Джулия была сама не своя до таких приключений; оказавшись в Лондоне, она искала их, где только можно. Если хочешь заблудиться, лучшего места, чем Лондон, не придумать. Извилистые улицы через каждые два-три
Мысленная карта Лондона, составленная Джулией, начала заполняться диковинками: мемориал с фигурой принца Альберта в окружении домашнего скота и слонов; [94] магазин в Блумсбери, где продавались исключительно шпаги и трости; ресторан в крипте церкви Сент-Мэри-ле-Боу. [95] Она посещала Хантеровский музей, [96] где часами разглядывала мутные стеклянные банки с человеческими органами, экспозицию, посвященную антисептике, и скелет дронта.
94
…мемориал с фигурой принца Альберта в окружении домашнего скота и слонов… — Огромный мемориал в честь принца Альберта (1819–1861), супруга королевы Виктории, находится в Кенсингтонском саду, неподалеку от Ройял-Альберт-холла. В центре статуя самого принца-консорта под высоким неоготическим каменным балдахином (высотой около 55 м); у постамента множество скульптурных изображений людей и животных, превышающих натуральную величину.
95
…ресторан в крипте церкви Сент-Мэри-ле-Боу. — Сент-Мэри-ле-Боу (тж. Церковь на Арках) — церковь в центральной части Лондона; стоит на арочных сводах древней крипты.
96
Хантеровский музей — музей естественной истории в Лондоне. Назван в честь Уильяма Хантера (1718–1783), известнейшего просветителя, врача-акушера, автора трудов по медицине и анатомии, а с 1762 г. — придворного врача королевы Шарлотты.
Каждый день, возвращаясь домой, Джулия приносила с собой лондонские впечатления, обрывки услышанных разговоров, задумки на следующий день. В квартире она неизменно заставала одну и ту же картину: Валентина, погрязшая в кипе бумажных листков, сидела на диване и не сводила глаз с планшетки, по которой скользил пластиковый ободок. Джулия рассказывала Валентине и Элспет, как провела день. Валентина передавала ей какие-то истории, почерпнутые у Элспет. Обеих приятно удивляло, что время, проведенное врозь, дает им множество интересных тем для вечерней беседы, хотя их разговоры нередко прерывал Роберт, который уводил Валентину с собой именно тогда, когда Джулии особенно хотелось провести вечер в компании сестры.
По утрам Джулия уговаривала Валентину пойти вместе с ней. Валентина почти соглашалась, но всякий раз под благовидным предлогом оставалась дома.
— Ты иди, — говорила Валентина. — А у меня не то чтобы недомогание, но слабость какая-то.
Вид у нее действительно был неважный. С каждым днем в ней оставалось все меньше живости.
— Тебе бы на солнышко выйти, Мышь, — убеждала ее Джулия.
— Завтра, — отвечала Валентина.
Мартин застыл у входной двери. Его рука в перчатке уже легла на дверную ручку. Сердце колотилось, и он решил постоять, чтобы успокоиться. «Ты бесчисленное количество раз выходил в прихожую. Опасности там нет. На лестничной площадке никогда не случалось ничего страшного. Там никого и ничего нет, кроме стопок макулатуры». Он сделал глубокий вдох, полный выдох — и потянул на себя дверь.
В этот послеполуденный час лестницу заливал солнечный свет. В неподвижном воздухе плыли радужные пылинки. Мартин прищурился. «Видишь, обстановка благоприятная». Он внимательно изучил порог, связки старых газет, пол. Представил, как сделает шаг вперед, наступит обеими ногами на коврик и впервые за год, а то и более,
«Давай. Это всего лишь лестничная площадка. Роберт и Джулия останавливаются здесь изо дня в день. И Марика тут стояла. Марика хочет, чтобы ты начал выходить. Ты же разумный человек; прекрасно знаешь, что это безопасно. Заставишь себя выходить из квартиры — сумеешь увидеть Марику». Мартин вспомнил себя мальчишкой, который впервые поднялся на трамплин для прыжков в воду — и перетрусил. Когда он развернулся и начал спускаться по лестнице, одноклассники подняли его на смех. «Там никого нет. Даже если ты струсишь, никто не узнает. А если получится, сможешь похвастать перед Джулией». Он попытался представить ее лицо, но вспомнил только губы, которые вели беззвучный счет, пока ему удаляли зуб.
Его прошибла испарина, и он достал носовой платок, чтобы вытереть лоб. «Шагай через порог». Ему стало трудно дышать. Мартин зажмурился. «Это просто идиотизм». Его затрясло. Попятившись и ловя ртом воздух, он закрыл дверь.
«Завтра. Сделаю еще одну попытку, только завтра».
ДЕВЯТЬ ЖИЗНЕЙ [97]
Валентина и Элспет играли с Котенком Смерти. Выглядело это так: Валентина сидела на полу в коридоре, возле прихожей. Перед ней стояло ведерко, полное шариков для настольного тенниса, обнаруженных в чулане. («Для чего они тебе, Элспет?» — спросила она, но Элспет только пожала плечами.) Элспет стояла в другом конце коридора. Котенку, как всегда, ее местонахождение было неведомо, а потому, когда Валентина бросала шарик, он уверенно бросался следом и в полной растерянности наблюдал, как в самый последний момент шарик по воле Элспет ускользал у него из-под носа в самом неожиданном направлении. Вскоре Котенок входил в раж и как бешеный кидался на белые шарики, которые, казалось, жили своим умом: то взмывали вверх, то вдруг устремлялись в обратную сторону. Элспет преграждала Котенку путь, и он пробегал сквозь нее, приятно щекоча фантомную кожу и такой же скелет. Она ложилась на пол и пропускала сквозь себя шарики, а Котенок метался за ними из стороны в сторону. Валентина видела, что Элспет тянет руки, пытаясь поймать Котенка. Элспет забыла о своей бестелесности. Котенок пробегал сквозь ладони; руки ощутили плотность, а мизинец зацепил нечто гладкое и скользкое, похожее на рыбку. Этот улов извивался и норовил укусить. Элспет удержала Котенка. В этот миг Валентина увидела, что он упал на пол и застыл. Она подбежала. Котенок был мертв.
97
Девять жизней — фрагмент английской поговорки о живучести кошек: «У кошки девять жизней».
— Элспет! — Валентина бросилась на пол и схватила бездыханное тельце. — Что ты наделала! Немедленно оживи мою кошечку!
Элспет все еще сжимала Котенка, который задергался и начал царапаться. Валентина не видела призрака своей любимицы, но заметила, как Элспет с кем-то борется.
— Верни ее к жизни! Сейчас же!
Удерживая барахтающегося Котенка, Элспет попыталась втиснуть его обратно, в обмякшую тушку. С таким же успехом можно было загонять живую форель в шелковый чулок. Котенок, которого держала Элспет, в ужасе рвался у нее из рук, а тот, которого держала Валентина, оставался неподвижно-податливым. Элспет боялась применять силу, чтобы не причинить вред Котенку, запихивая его в мертвое тельце. Потом до нее дошло, что Котенок испустил дух и останется мертвым, если не проявить твердость. Начать она решила с головы, а все прочее оставила на потом. Она будто держала в руках старинную фотокамеру с дальномером и пыталась свести два образа в один.
Жестом Элспет приказала Валентине опустить кошачье тельце на пол. У самой Элспет было отчетливое чувство, что призрак Котенка в ее руках вполне реален, неважно, из чего он сделан, — а был он точно таким же, как призрачное тело Элспет, и физическая сущность этого явления была ей понятна. С момента ее смерти Котенок стал для нее первым подвластным осязанию объектом, который существовал с нею вместе, а не в другом измерении. Мне так одиноко, думала она, запихивая кошечку в безжизненное тельце. Охотно взяла бы ее себе.
Котенок прекратил сопротивление и будто бы проникся намерениями Элспет. Она защипывала на нем мелкие складочки, чтобы он занимал меньше места; ей вспомнилось, что ее мать точно так же защипывала края пирога. Внезапно призрак Котенка исчез. Он погрузился в тельце. Пушистый белый комочек вздрогнул — и Котенок сел, качнулся из стороны в сторону и снова стал собой. Он воровато оглянулся, как ребенок, стащивший леденец, и начал вылизывать шкурку.
Сидя на полу, Элспет и Джулия во все глаза смотрели на Котенка, потом переглянулись. Валентина вышла. Вернулась она с планшеткой.