Сорочья усадьба
Шрифт:
— Разве не понимаешь, как это было для нас тяжело? Для моих родителей? А от меня мало что зависело. Но я все-таки вернулась в Новую Зеландию, чтобы быть рядом с ним.
— Да не очень-то рядом. Он говорит, что не узнает вас больше. Что он бы хотел, чтобы вы оставались маленькой девочкой и он мог бы с вами разговаривать.
Я вспомнила, что, когда я была с ним незадолго до его смерти, он то и дело заговаривал о прошлом, когда я была еще маленькая, еще до Тесс. Мы говорили и про мои занятия таксидермией в Лондоне, но как я
— А он когда-нибудь говорил про нее? Про Тесс?
Джош опустил голову.
— Нет, в общем-то, никогда. Он не сразу сказал мне, что в тот день отослал ее в город, прошло много времени, когда он сообщил мне об этом. Потому что винил во всем себя. Сначала он вообще не хотел говорить об этом, тем более со мной, но когда он понял, как сильно я ее любил…
— Так ты, выходит, любил ее.
Я не могла удержаться от насмешливого тона.
Он бросил на меня решительный взгляд.
— Да, любил, очень любил.
— Брось трепаться, она ведь была еще совсем ребенок. Ей было только шестнадцать лет… А ты был уже взрослый парень. Нашел с кем связаться.
Он смотрел на меня во все глаза и молчал. Потом пожал плечами.
— Действительно, нашел с кем связаться. Но не знаю… Она произвела на меня такое впечатление… Голова закружилась. Я очень в нее влюбился. Это было какое-то опьянение.
— Джош, это было двадцать лет назад. Теперь у тебя жена. Семья. Разве они для тебя ничего не значат?
— Конечно, значат, — проворчал он. — За кого вы меня принимаете? При чем здесь Тесс, вы что, ничего не поняли? Эта девушка… она для меня как наваждение. Я до сих пор вижу ее, как живую, все время, постоянно. Особенно с тех пор, как умер Перси и я узнал, что все вы хотите избавиться от фермы.
Он закашлялся.
— И от меня тоже.
Услышав это, я чуть не задохнулась.
— Что ты мелешь, ты хочешь сказать, что в самом деле видишь ее?
— Я хочу сказать, что видел, как она гуляла в холмах. Смотрела, как я работаю. Видел ее в башне.
— В башне, значит. И поэтому тоже суешь туда нос? Спишь там или еще чем занимаешься?
— Сплю? Не-е. Просто иногда поднимаюсь наверх и разговариваю с ней. Рассказываю про вашего дедушку. Про все, что он мне обещал, и про то, что, как приехали все ваши, все коту под хвост.
— А матрас? Это что, для тебя возможность предаваться ностальгии, устраивать себе вечера воспоминаний? О том, как вы там в последний раз…
Я не стала продолжать. Не хотелось говорить об этом.
— Ну, да, ведь здесь я в последний раз видел ее живой. Мы с ней были счастливы. Пока не пришли вы.
— А что там ты говорил про какие-то дедушкины обещания, что он тебе обещал?
— Что ферма останется, как она есть. Что у меня всегда будет работа. Что дом
— Конечно, не думал. Не болтай чепухи. Это собственность нашей семьи, уже много поколений. С какой стати он будет оставлять его тебе?
Джош молчал.
— Ты заходил в дом, когда я была здесь, верно? Это ты переставил в тот день гуйю?
— Я просто следил за порядком. Заводил часы. Ну, и все такое.
— И заодно пытался запугать меня, чтобы я уехала, так, что ли?
Он снова пожал плечами.
— Я уже сказал, это была шутка.
В голосе его было все, что угодно, кроме веселости, и ни следа веселости в лице. Он был ужасно серьезен в эту минуту.
Больше говорить было не о чем. Дом отремонтируют и перестроят, ферму разделят и продадут, сохранит он работу или нет, неизвестно. Скорей всего, нет, когда родственники узнают, что он тут вытворял. И я здесь поделать ничего не могу. Я повернулась и собралась уходить, переглянувшись со стоящим у окна и наблюдающим за нами Чарли. Он помахал мне рукой.
— Вы не заслужили того, чтобы находиться здесь, одна с Тесс. Я хотел, чтобы вы уехали. Я хотел, чтобы она была только со мной. Поэтому и старался напугать вас, — проговорил он мне в спину.
Я остановилась, но оборачиваться не стала.
— В тот день она ведь хотела со мной повидаться, правда? — продолжал он.
Я все еще стояла к нему спиной и смотрела в сторону дома, на башню.
— Я-то откуда знаю?
— Она собиралась повидаться со мной, попрощаться, потому что вы на нее наябедничали и ее отослали в город.
Я повернулась и с удивлением увидела в его глазах слезы. Я старалась говорить как можно спокойней:
— Забудь об этом, Джош. Я была еще маленькая. Да и она тоже.
— Это все чушь собачья! — взорвался он. — Вы прекрасно знали, что делаете. И я знал все. Я в тот же день уже знал, что во всем вы виноваты.
— Прекрати, — сказала я. — Ни в чем я не виновата.
И тут я не выдержала и заорала, я бросала ему в лицо лживые слова, лгала Джошу, лгала себе самой:
— А ты нашел, с кем связаться! Взрослый парень, затащил в постель девчонку, ведь она была еще совсем девчонка!
Потом бросилась на него и отвесила ему пощечину. Он отпрянул, удивился и двинул меня кулаком по носу.
У меня потемнело в глазах, и я упала на холодную грязную траву. В лице пульсировала тяжелая, острая боль, и из носа хлестала кровь прямо мне на колени. Джош снова шагнул ко мне, и я подумала, что сейчас он добавит мне еще и ногой, но вдруг послышался топот быстрых ног по траве, кто-то метнулся к нему и сбил его с ног. Наверное, Чарли, подумала я, но чьи-то мягкие руки подхватили меня и подняли на ноги, и я оказалась в объятиях брата, в то время как Джош возился на земле, отбиваясь от кого-то еще.